Комплекс хорошей девочки
– Ты уверен? – спрашивает она. – Я могу попробовать…
Без шансов. Волны выбьют чертову псину у нее из рук, и она утонет, пока я буду тащить Мак до берега. Ни за что.
– Плыви, – приказываю ей. – Я за тобой.
Кивнув, она ныряет в воду и направляется к берегу. А я стою на камнях и начинаю убалтывать бедную дворняжку:
– Я хочу тебе помочь, ладно? Не кусай меня за лицо. Давай побудем друзьями следующие пару минут, идет?
Животное скулит, и, вероятно, это лучшее, что я получу.
Настолько аккуратно, насколько могу, я спускаюсь в воду и, держа собаку, как футбольный мяч над волнами, гребу одной рукой к берегу. Все это время чертова псина дергается, думая, наверное, что я пытаюсь ее прикончить. Лает, царапается. Пытается вырваться. Каждый раз, когда она делает это, моей плоти становится все меньше. Как только мы достигаем берега, я отпускаю собаку, и она несется прямиком к Маккензи. Не за что, предательница.
– Ты в порядке? – беспокоится Мак.
– В полном.
Мы оба тяжело дышим после изнурительной борьбы с волнами. Теперь вокруг почти полная темнота, и единственный свет исходит от набережной, поэтому Маккензи для меня превращается в смутный силуэт.
Я выхожу из себя, приближаясь к ней.
– Что это, черт возьми, такое было?
Маккензи ставит руку на обнаженное бедро, а другой держит неблагодарную псину.
– Серьезно? – восклицает она. – Ты злишься из‑за того, что я хотела, чтобы ты спас беспомощное животное? Она же могла умереть!
– Ты могла умереть! Видела течение, малышка? Это гребаное дерьмо могло утащить тебя в открытое море. По крайней мере, раз в год кто‑нибудь здесь тонет, и это так по‑идиотски.
– Я тебе не малышка, – ворчит она. – И ты что, назвал меня идиоткой?
– Если ведешь себя как идиотка, значит…
Я раздраженно встряхиваю головой, чтобы избавиться от влаги. От меня не ускользает, что собака делает то же самое. Что ж, похоже, мы оба – свободные животные.
Маккензи крепче прижимает к себе своего нового питомца.
– Я не стану извиняться за то, что у меня есть сердце. Поверить не могу, что ты был готов оставить этого щенка умирать. О боже. Я дружу с убийцей щенков.
У меня чуть челюсть не отваливается.
Господи, как же сложно с этой девчонкой. Я еще никогда так не старался, чтобы заполучить кого‑то. И, даже несмотря на то, что меня чуть не искусали до смерти, да и к тому же обвинили в попытке убийства собаки, моя злость растворяется в приступе хохота. Я сгибаюсь пополам, капая морской водой на песок, и умираю от смеха.
– Почему ты смеешься? – требовательно спрашивает она.
– Ты назвала меня убийцей щенят, – продолжаю я хохотать. – Ты спятила.
Спустя секунду она тоже начинает смеяться. Взгляд собаки мечется между нами, пока мы, мокрые и полуголые, стоим и трясемся от смеха, как двое сумасшедших.
– Ладно, – смягчается она, когда, наконец, немного успокаивается. – Возможно, я немного перегнула палку. Знаю, ты просто волновался за мою безопасность. И спасибо тебе за то, что приплыл туда помочь. Я ценю это.
– Не за что.
Я поднимаю джинсы за пояс. Мои мокрые боксеры прилипли к промежности, из‑за чего трудно застегнуть джинсы.
– Давай соберем наши вещи и поедем ко мне домой. Мне надо переодеться. Ты сможешь там обсохнуть, а потом я отвезу тебя.
Она молчит, уставившись на меня.
– Да, – вздыхаю я, – и захвати собаку.
Когда мы подъезжаем, я вижу, что в доме нет света. Ни мотоцикла Эвана, ни джипа, на котором мы ездим. Входная дверь закрыта. Мы с Мак подходим к порогу. Слава богу, внутри не такой ужасный беспорядок, как обычно. Наши друзья имеют скверную привычку использовать этот дом для вечеринок или для передышки между походами по барам, оставляя после себя его в плачевном состоянии. Мы с Эваном хоть и не следуем всеобщим правилам, однако стараемся содержать дом в чистоте. Все же мы не такие свиньи.
– Можешь воспользоваться моим душем, – предлагаю я Маккензи, указывая на дверь моей спальни на первом этаже после того, как включаю свет и беру себе пиво из холодильника. Я заслужил его, став спасителем этой дворняги. – Найду тебе одежду.
– Спасибо.
Маккензи носит сонного щенка на руках. В машине я разрешил ей оставить собаку здесь, а утром я отвезу ее в приют. Хотя меня уже начинают одолевать сомнения, что я смогу вырвать псину из ее рук.
Пока Мак в ванной, я достаю чистую футболку и джинсы, которые оставила у меня Хайди. Или, может, они принадлежат Стеф. Девчонки постоянно оставляют здесь свои вещи после вечеринок или пляжа, а я уже прекратил попытки их вернуть.
Я оставляю одежду, сложенную аккуратной стопкой на кровати, затем снимаю мокрые шмотки и надеваю футболку и спортивные штаны.
Пар, выходящий из‑под двери ванной, невероятно соблазнителен. Я воображаю, как Маккензи отреагировала бы, если бы я вошел в душевую кабинку, встал напротив нее и сжал ее грудь в своих руках.
Стон застревает у меня в горле. Она бы наверняка схватила меня за яйца, но это того бы стоило – дотронуться до нее.
– Привет‑привет! – кричит мой брат у входной двери.
– Я тут, – откликаюсь я и направляюсь на кухню.
Эван бросает ключи на разбитый деревянный кухонный островок, затем хватает пиво и прислоняется к холодильнику.
– Чем воняет?
– Мы с Маккензи спасли бродячего щенка на пристани.
Бедняга действительно воняет. Впрочем, я тоже. Просто замечательно.
– Она здесь? – По его лицу расползается злодейская ухмылка.
– В душе.
– Что ж, это оказалось легко. Я почти разочарован, что мне не удалось как следует этим насладиться.
– Это не то, что ты думаешь, – ворчу я. – Собака застряла между скал, и нам пришлось прыгать в воду и спасать ее. Я сказал Маккензи, что она может зайти к нам привести себя в порядок, а потом я отвезу ее домой.
– Отвезешь домой? Чувак, это твой шанс. Выиграй пари. – Эван нетерпеливо трясет головой. – Ты помог ей спасти щенка, ради всего святого. Она уже на крючке.
– Не будь мудаком.