Ледяная Психея

Лицо Сухова выражало некоторое пренебрежение и недоверие, словно он смотрел на меня сквозь призму своего собственного превосходства. Его взгляд искал ошибки, слабости, и ничто не могло ускользнуть от его проницательного взора. Я понимал, что передо мной стоит тип, полный самомнения и недоверия к окружающим, но в данный момент это было несущественно.

Я отвернулся от Сухова и начал тщательно изучать отчет о повреждениях корабля. Список был длинным и захватывал все системы и отсеки. Складывалось впечатление, что каждый элемент на Буране был выведен из строя в результате столкновения. Видимо, ярость космической стихии оставила свой след на всей поверхности, на каждом проводе и каждом болте.

Мои пальцы легко скользили по экрану, перелистывая страницы отчета. Я делал пометки, выделял особо критические ситуации. Некоторые повреждения роботам уже удалось устранить, в частности, заделали трещины в реакторе. Другие без моего вмешательства не подлежали автоматическому восстановлению.

В центре меня за такое по головке не погладят. Хоть это была и их вина, но по прилете придется заполнять тонну макулатуры. Крысы кабинетные. Они никогда не поймут, что каждый полет в космосе – это шаг в неизвестность, полный рисков и неопределенности. Там нельзя полагаться на поверхностную информацию, нужно проверять и перепроверять каждую деталь, каждый параметр, чтобы обеспечить безопасность экипажа. Но им это сложно понять. Им легко сидеть за своими столами, делать предположения и принимать решения, основываясь на бумажных документах. Они не понимают, что в космосе нет места для ошибок, и всего одно неверное сообщение может привести к смерти целого экипажа.

В памяти опять всплыло лицо Лиды, но усилием воли я прогнал навалившиеся мысли. Масштаб работ был огромным и сейчас нельзя было отвлекаться.

Мои пальцы пробежали по клавишам пульта, вводя новую программу для ремонтных роботов. Монитор передо мной мигал, отображая схему работы и инструкции для каждого робота. Я точно знал, какой ремонт нужно провести и каким образом каждый из них должен выполнять свою задачу.

Роботы активизировались, их механические руки начали двигаться с точностью и скоростью, недоступными для человека. Они были моими верными помощниками, которые, несмотря на свою безэмоциональность, проявляли невероятную точность и предельную эффективность.

Стальные конечности поползли по всему кораблю. Некоторые из них были оснащены сварочными аппаратами, другие – манипуляторами и инструментами для замены поврежденных компонентов. Они перемещались по судну, словно танцуя.

Во время их работы я продолжал следить за процессом, координируя действия и внося необходимые изменения в программу. Мне требовалась не только техническая точность, но и гибкость в решении проблем, которые могли возникнуть в ходе ремонта.

Вокруг меня царил звук деятельности – режущий воздух свист, механический гул и скрежет металла. Автоматы работали с таким усердием, словно понимали, что от них зависит наше выживание. С каждой минутой я видел, как Буран восстанавливается на моих глазах. Так продолжалось несколько часов, пока механические работники не охватили все участки корабля, исправляя дефекты один за другим.

Ближе к вечеру я решил дать роботам передышку. Они хоть и не живые, но перерыва заслуживали. Тем более, от мелькающих строк кода и искр сварки у меня самого уже рябило в глазах. Я ввел команду «Режим ожидания» и быстрым взглядом осмотрел результаты нашего труда. Конечно, еще было много работы, но прогресс уже был явным, и у меня появилась надежда на успех.

Я положил пульт в карман и направился в небольшой отсек, где размещались ремонтные роботы во время перерывов. Их механические конечности замерли, а светящиеся глаза погасли, словно дремали. Каждый робот стоял на своей платформе, приготовленной специально для отдыха.

Погруженный в тишину отсека, я осознал, что усталость настигла меня. Мои глаза ощущали жжение от длительной работы, а ум уже не воспринимал окружение так ясно. Я нашел уютное место у стены и сел, опустившись на пол. Закрыл глаза и на мгновение отключился от напряженной реальности, окунувшись в тишину и спокойствие.

Откуда‑то из глубины пространства возникли нежные и пленительные звуки флейты. Мелодия плыла в воздухе, словно создавала свою собственную действительность, отвлекая от окружающих проблем.

Музыка приносила волнение и надежду, создавая атмосферу магии и вдохновения. Она наполняла пространство и время, заставляя забыть о суете и напряжении. Моя усталая душа наслаждалась этим музыкальным утешением, словно она погружалась в недосягаемые горизонты и мир, свободный от забот и ограничений.

В моем воображении возник образ китайского музыканта, стоящего на вершине холма, на фоне бурного водопада. Его пальцы порхали по инструменту с благородным изяществом. Он воплощал в себе весь дух искусства, способного пробудить внутреннюю силу и вдохновение. Я позволил себе окунуться в эту фантазию, отдавшись мелодии и позволяя ей соприкасаться с самой глубиной моего существа.

Звуки флейты звучали все ярче и глубже, словно они проникали сквозь временные и пространственные барьеры, перенося меня в мир, где все было возможно. Они наполняли меня энергией и уверенностью, подарив надежду на то, что даже в самые трудные моменты можно найти внутренний покой и решение всех проблем.

Некоторое время я погружался в эту музыкальную фантазию, ощущая, как она омывает мою иссохшую душу. Но затем, я открыл глаза, а флейта никуда не исчезла.

Мне показалось, что я схожу с ума. Но с каждой новой нотой, которую я слышал, сомнения постепенно исчезали, и я убеждался, что звук настоящий. Кто‑то действительно играл в грузовом доке. Я ощущал его присутствие, словно он звал меня, манил своей загадочной мелодией. Невозможно было устоять перед этой таинственной притягательностью. Я встал на ноги и направился вглубь отсека. Шаг за шагом, я приближался к источнику. Каждая нота была магической нитью, тянущей меня все ближе и ближе.

Док казался пустынным и мрачным, но флейта наполняла пространство жизнью и теплом. Она звучала ясно и проникновенно, создавая неповторимую атмосферу загадочности и волшебства.

Наконец, я дошел до погрузочной зоны. И там, в тени старого контейнера, я увидел Сикорского. Он сидел на небольшом ящике, скрываясь в полутьме, но его присутствие было несомненным.

Профессор был полностью поглощен игрой на флейте, его пальцы ловко прыгали по отверстиям, создавая потрясающие мелодии. В его глазах светилась страсть и глубокая концентрация, словно он переносился в другой мир через звуки своего инструмента.

Я осторожно приблизился, стараясь не прерывать его исполнение. Заметив мое присутствие, Сикорский не прекратил игру, но перевел взгляд на меня. Я уловил намек удивления в его глазах, будто он не ожидал, что кто‑то найдет его здесь. Он продолжал играть, словно мелодия привязала его к этому месту.

Мои чувства были взволнованными и смешанными. С одной стороны, я был поражен его мастерством и глубиной музыкальных познаний. С другой стороны, вопросы терзали мое сознание: почему он играл здесь, в грузовом доке, скрытый от глаз остальных? Что его вдохновило на это?

Я решил просто наслаждаться звуками, которые наполняли пространство. Эта мелодия была непривычной и проникновенной, она вызывала во мне эмоции и открывала двери в глубины моей души.