Лепестки Белладонны
Музыка из комнаты Джонни стала саундтреком к непростой беседе Джека и Элизабет. После ужина Джек сообщил супруге, что поедет на встречу с Белладонной. Он рассчитывал, что Лиз не будет против. Но жена перестала мыть посуду и повернулась, светлые локоны ударили ее по плечу.
– Так поздно? – изумилась Лиззи. И было в ее изумлении сквозящее напряжение, которое заставило сердце Джека стыдливо дрогнуть.
– У артистов плотный график, – объяснил он. Пока воздух в кухне не стал удушающим, Джек вышел в коридор и принялся зашнуровывать кроссовки. Он считал свой поступок правильным, и недовольство жены коробило. Джек добавил: – Я вернусь через пару часов.
Элизабет не ответила, но он услышал мягкие шаги ее босых пяток – Лиз никогда не носила дома тапочки. Супруга последовала за ним в коридор.
– Ну что? – Джек закончил с обувью и выпрямился. Лиз сверкнула темными глазами, словно дикая кошка. И на Джека нашло озарение. – Ты ревнуешь? – сквозь смех спросил, не веря в увиденное. – К девчонке?
– Мне это не нравится, – ответила Лиззи и нахмурила тонкие брови: ее жесты напрягали сильнее, чем истерика.
Джек покачал головой и надел на белую футболку кожаную куртку – его обычный образ, никаких изысков и притворства. Льюис подошел к жене, обнял за плечи, вдохнул цветочный аромат ее духов. На миг подумал: «Может, остаться дома?» Но он дал обещание Белладонне.
– В студии кроме нее будут другие люди, – ровным голосом пояснил Джек, отстранившись. Лиззи пытливо смотрела на мужа, и он добавил: – Мы посмотрим бой, а потом я уеду.
Элизабет вновь промолчала, и Джек решил, что вопрос исчерпан. Его супруга – мудрая женщина. Белладонна, при всей ее харизме, Лиз не ровня.
Льюис взял с тумбочки ключи от машины и повернулся к двери. Поднял голову, щурясь от света ламп: на втором этаже, в комнате Джонни, заиграла песня Белладонны. Знал бы мальчик, куда едет его отец…
– Джек! – Голос Лиззи напоминал перелив японских колокольчиков, волнуемых ветром. – Тебе не кажется, что все‑таки…
– Знаешь, о чем я вспомнил? – перебил Джек. – Как отец приходил на каждую мою тренировку. На каждую, Лиз. Когда мне было девять и я неумело колотил по груше. Когда мне было двенадцать и я получил первый перелом. А в мои пятнадцать отец кричал громче всех на трибуне, потому что я выигрывал. Он приходил, а однажды перестал. Он умер, помнишь?
Элизабет молчала.
– Клянусь, я до сих пор оглядываюсь, когда тренируюсь в зале. Я надеюсь, он придет и скажет, что гордится мной.
– Он гордится… – прошептала Элизабет.
– Верно, – успокоился Джек. – И Белладонна, поверь, думает о том же: что бы сказали родители, гордились бы ею, ходили бы на ее выступления. Но у нее нет родителей. Возможно, она не в первый раз прибегает к шантажу, чтобы почувствовать себя важной, нужной…
– Она прыгала у тебя на коленях! – сквозь зубы бросила Элизабет, напомнив о концерте.
– Она понятия не имела, кто я такой и сколько мне лет!
Лиз промолчала. Джек не знал, что добавить. Но почувствовал, как после откровенной беседы и после открытия его мотивов тучи рассеялись.
– Не ревнуй меня, – наконец сказал Джек. – Это совсем не та ситуация. И разве я хоть раз давал повод усомниться во мне? За четырнадцать лет я хоть раз посмотрел на другую женщину?
Элизабет отрицательно покачала головой:
– Твой поступок вызывает уважение. Ты хороший человек, Джек.
Он кивнул, поцеловал супругу и вышел за дверь.
Я должен был бежать.
Я должен был знать,
Что каждое твое платье –
Подобно заряженному пистолету [1].
Джек выехал из пригорода, сверяясь с сообщением, которое прислала Белладонна. Ветер бил в приоткрытое окно, из магнитолы играла песня Depeche Mode. Джек все меньше верил, что едет в студию. Он петлял по жилым районам, заглядывал в окна и слушал голос из навигатора:
– Поверните налево. Теперь направо.
Приглашение певицы смахивало на глупую шутку. Джек представил, как постучит в дверь («345‑я квартира, 5‑й этаж», – написала Белладонна), а ему откроет старушка и вызовет полицию или за дверью его поджидает бывший заключенный, который вместо вопроса «Кто там?» вмажет Льюису промеж глаз. И завтра он вновь засверкает на первых полосах газет: «Сумасшедший боксер вламывается в чужие квартиры».
Чертыхнувшись, он подавил желание поехать домой: сначала посмотрит Белладонне в глаза. Он ее из‑под земли достанет. Сколько можно играть в дурацкие игры?! А он ее жалел, идиот. Часы на запястье показывали без пятнадцати десять, и Джек заглушил мотор у нужного дома. Обычная многоэтажная постройка, их сотни в городе. В нужной квартире горит свет.
– Вы приехали! – заключил навигатор.
Льюис восторга не испытывал. Озадаченность – да, недовольство – вполне, раздражение – слишком сильно. Джек написал: «Адрес верный?» – и вышел на улицу. Поставил автомобиль на сигнализацию и глубоко вздохнул. Вечерний воздух приятно охладил щеки. «Верный, поднимайтесь;)», – последовал ответ. Джек фыркнул и быстрым шагом направился к дому.
Пока Льюис шел по коридору, он теребил квадратную пряжку. Захотелось при встрече вырвать ремень из брюк и хорошенько проучить юную занозу… Джек настолько удивился собственным мыслям, что споткнулся на ровном месте. Он никогда не применял к детям подобные методы воспитания. И почему в контексте проскользнуло что‑то… порочное? Джек потряс головой – это все ее, Белладонны, влияние: европейские взгляды, которые он, американец‑католик, не разделяет. Например, свободные отношения, нагота на людях или… танцы на чужих коленях под видом концертного номера!
[1] Depeche Mode – Lilian.
