Лилит. Злое сердце куклы
– Ты когда последний раз была в нашем театре кукол?
– Никогда.
– Вот тебе и ответ. Беспалов – гений; художник, скульптор, кукольник с большой буквы, его во всем мире знают.
– А‑а.
Кукла светилась червонным сиянием платья и волос, но в глазах было сосредоточено еще больше света.
– Дай ее мне, – попросила Женечка и протянула руки.
– Бери, – сказал отец, аккуратно вытащил куклу из ее уютного картонного домика и передал дочери. – Знакомьтесь, девочки, – скосив глаза на домоправительницу и горничную, предложил он. – Важный момент.
– А как ее зовут, папочка?
Отец и дочь задумались. Вот какая странность: лицо куклы словно скопировали с живого человека – очень красивой молодой женщины. Или это была фантазия талантливого мастера? Такая красота должна была изначально носить имя, но скульптор то ли забыл, то ли не захотел давать его. Или он следовал неписаным правилам? Кажется, последнее и было истинно.
– Ты сама должна дать ей имя, – ответил отец. – Я так думаю.
– Хорошо. Как тебя зовут, сестренка? – глядя в зеленые глаза куклы, спросила Женечка. – Ответь мне, пожалуйста.
Прошла минута, другая, третья… Хозяин дома и две женщины успели несколько раз переглянуться.
– Ну, что она тебе говорит? – пошутил отец.
Девочка завороженно смотрела в глаза куклы. Но и она смотрела на нее, в этом не было сомнения. Зеленые глаза – и другие тоже зеленые. Девочка испытывала куклу, та – свою новую юную хозяйку. Не знали заботливый отец девочки и прислуга, что слуха девочки только что коснулись звуки. Их не существовало ни в этой комнате, ни за ее пределами. Но Женечка сейчас слышала то, чего не мог уловить никто, кроме нее. Так кошка слышит ночью все звуки в спящем доме, которые не касаются и не могут коснуться слуха хозяев. Это был чей‑то голос, настойчивый и ласковый одновременно. Обволакивающий призывный шепот. А за ним следовало настойчивое эхо…
– Я назову ее Лилит, – вдруг сказала она.
Отец нахмурился:
– Как ты назовешь ее?
– Лилит.
– Странное имя. Может, лучше Катюша или Алиса? Или Пелагея, например.
– Нет, Лилит, – строго подтвердила Женечка. – Ты сам попросил дать ей имя, папочка.
Кажется, дочь готова была обидеться на то, что ей не доверяют. Отец переглянулся с Илоной, пожал плечами:
– Ну, как скажешь, милая.
В комнату вошла мачеха Женечки – длинноногая, в банном халате, затянутом широким поясом на осиной талии, с мокрыми светлыми волосами и гребнем в руках.
– Что я пропустила, ну‑ка, признавайтесь? – нарочито весело спросила хозяйка. – Боже, какое чудо! – увидев в руках падчерицы подарок, она шагнула к Женечке, но та непроизвольно отдернула куклу и еще крепче вцепилась в нее. – Что с тобой, золотко, я хочу посмотреть…
Домоправительница поспешно сказала:
– Пойду займусь праздничным столом, – и ушла.
За ней торопливо и молчком устремилась горничная. Между падчерицей и мачехой всегда возникало слишком много электрических разрядов.
– Дочка, ты что? – с легким укором вопросил отец.
Женечка, словно опомнившись, не сразу, но протянула мачехе куклу.
– Только осторожнее, Зоя.
– Ну разумеется. А что с ней случится? Она обидится на меня?
Девочка нахмурилась:
– Нет, она обидится на меня.
Отец покачал головой:
– Главное, что кукла ей понравилась. Даже очень. Так ведь, милая?
– Очень, – уверенно кивнула дочь. – Спасибо, папочка. А теперь ты, Лилит, скажи, скажи…
– Лилит? – перебив ее, поморщилась мачеха. – В смысле, Лиля?
– Лилит, Лилит, – многозначительно посмотрев на жену, уточнил Павел Константинович.
– Правда? – она подняла брови.
– Да, – еще более многозначительно кивнул тот и озадаченно покачал головой.
– Ладно.
– Ну, говори, – поторопила Женечка. – Говори же… «Спасибо, папочка», – как ни в чем не бывало произнесла дочка за свою куклу нежнейшим голоском, которого никто от нее раньше не слышал, и тотчас заявила отцу: – Она тоже будет называть тебя папочкой, ведь она моя родная сестренка. Ты же не против?
– Нет, конечно. – Оскомин переглянулся с супругой, словно ища у нее поддержки.
– Так, значит, у меня появилась вторая дочка? – нарочито весело поинтересовалась Зоя Владимировна.
Но девочка не ответила, и взгляд ее, встретивший взгляд мачехи, показался той чересчур колючим и чужим.
– Кстати, тебе необязательно говорить за нее, милая. Твоя Лилит умеет говорить сама.
– Как это? – насторожилась девочка.
– А вот так, – ответил отец, достал из кармана пульт и нажал на кнопку.
В кукле родилось что‑то похожее на вздох, а потом она изрекла певучим голоском:
«Здравствуй, Женечка! Здравствуй, сестренка!»
Приветствие еще не закончилось, как Женечка отпустила куклу и что есть силы зажала уши руками. В ее глазах отразились непонимание, испуг, даже гнев.
– Что с тобой? – спросил отец, когда дочь опустила руки.
– Убери это, папа.
– Что «это»?
Она кивнула на его руку:
– Это.
– Пульт?
– Да.
– Хорошо, – сказал он и спрятал пульт в карман. – Но что тебя напугало, милая?
– Это не ее голос, – уверенно ответила дочь. – Он чужой.
– А ты знаешь, какой у твоей Лилит голос?
– Да.