Линия крови
– Уверена?
– Почти.
– Какова цель твоей жизни?
– Быть счастливой.
Ника соврала. Целью ее жизни была месть за Ангарск – найти и уничтожить тех, кто сделал это с ней, – поэтому она сказала первую банальность, что пришла в голову.
Инга хмыкнула. Ворон и Логинов синхронно ухмыльнулись.
Эдвард кивнул:
– Многие так говорят, но не могут объяснить, что такого в этой цели. Что такое счастье? Удовольствие? Кайф? Не кажется ли тебе, что это так себе цель?
– А какой она должна быть?
Странное дело – Эдвард нравился ей, и это была не симпатия, нет, а какой‑то животный магнетизм, за пределами влияния разума. Разум все видел, но не мог ничего поделать. Что это за зверь перед ней? Что за самец?
– Настоящей, – сказал Эдвард. – Цель должна быть настоящей. Юнга ты тоже не читала?
Ника не читала Юнга.
– Мы это поправим, – мягко, вполголоса, сказал Эдвард, приближаясь к ней. – Ты найдешь настоящую цель, свою истинную волю, свою самость, Бога в себе. Целостный архетип.
– Вы все уже нашли? – спросила Ника, сделав глоток виски и обводя взглядом присутствующих поверх края стакана. – Расскажете?
– Сначала расскажи о себе, – Билли смотрел на нее прежним дерзким взглядом. – Мы тебя не знаем. Кто ты такая?
– Аудитор. Провожу проверки бухгалтерской и налоговой отчетности. Решила пожить здесь, чтобы работать удаленно, но, видимо, не судьба, не хочется больше встречаться с этими типами из «Газели».
– И с нами, – мрачно прибавила Инга.
– Ты мне нравишься, – вдруг сказала Ника. – Знаешь, почему?
– Почему? – удивилась Инга, сумев сохранить мрачное выражение лица.
– Ты как ребенок обиделась на что‑то и дуешься, но где‑то в глубине ты другая, просто прячешься, в том числе от себя.
Инга хотела что‑то ответить, но промолчала и лишь хмыкнула, не глядя на Нику.
– Тебе бы в психоаналитики, – сказал Эдвард, обращаясь к Нике, и в его голосе ей послышалось нечто сродни уважению. – Аудитом сыт не будешь.
– Я подумаю, – сказала Ника.
– А обо мне что скажешь? – спросила Юля, и на этот раз она смотрела на Нику иначе, почти по‑дружески. – Кто я?
Ника бросила взгляд на красные волосы Юли.
– Ты хочешь стать лучшей версией себя и доказать себе и другим, что ты не такая, как все, не серая масса. Как тебе самой кажется, пока не очень получается. У тебя есть татуировки? Покажи.
Удивленная, Юля сняла черную кофту, ничуть не смущаясь тем обстоятельством, что под кофтой нет бюстгальтера, и Ника увидела, что ее красивое тело сплошь покрыто росписями по живому. Цветы, иероглифы, звери, неразборчивые надписи мелким шрифтом, и, конечно же, уникурсальная гексаграмма и слова Liber al vel Legis рядом с ней, на предплечье, – по этим росписям можно было многое сказать о Юле, не зная ее.
Эдвард захлопал в ладоши:
– Браво, Ника, браво.
– Ты не из полиции? – вдруг спросил он. – Не засланный ли казачок? Мы это узнаем, если захотим. А мы захотим.
Он приблизился к Нике.
– Ты не мент? – повторил он.
– Нет, – сказала Ника, выдерживая его взгляд. – Я аудитор.
– У тебя не ментовские глаза, – сказал Эдвард. – Но вдруг ты с Лубянки? Там есть умельцы.
– Я не с Лубянки, – сказала Ника. – Почему вас это волнует? Делаете что‑то незаконное? – Вложив теплый сарказм в последнюю фразу и последовавшую за ней улыбку, Ника надолго, без зрительного принуждения, задержала взгляд в голубых глазах Эдварда.
– Ничего незаконного. – Он вернул ей улыбку. – Просто не люблю работников правоохранительных органов. И никто из присутствующих их не любит. Мы из разных миров. Там, – он кивнул на черное окно, – свой. У нас – свой. Нам не нравится, когда лезут оттуда сюда со своим уставом.
Юля сидела как была, без кофты, обнаженная, пестро расписанная, и смотрела на Нику подняв подбородок, будто с вызовом, с гордостью от принадлежности к кругу избранных.
Неужели есть женщины, которые считают, что татуировки делают их красивее? Можно им лишь посочувствовать. Юля – живой пример того, до чего доводит навязчивое желание решить психологические проблемы с помощью рисунков на коже. Она изуродовала себя, но легче ей не стало.
От виски у Ники кружилась голова.
Хмельно улыбнувшись в ответ на речь Эдварда, она тут же почувствовала, как демоны шевельнулись внутри, проснувшись. Запахло пищей, да? Чем‑то опасным, сексуальным, темным? Здесь нет друзей, это враги, и среди них, возможно, убийца Оли, – но, черт возьми, тем по‑своему веселее.
– Звучит интересно, – сказала она Эдварду. – Можно посетить пробное занятие в вашем кружке?
– Без проблем, – сказал Эдвард. – Раздевайся.
Голубые глаза смотрели на нее твердо, испытующе, без улыбки.
– Это обязательно? – спросила Ника.
– Да. Первый этап. Если хочешь идти дальше, начни с малого, потому что дальше будет сложнее. Нам не подходят те, кто стыдится своего тела, а в твоем случае у нас нет времени на то, чтобы научить тебя не стыдиться. Ты должна сама сделать первый шаг.
Окинув взглядом присутствующих (улыбки, ухмылки, ждущие взгляды), Ника сняла кофту и осталась в лифчике. Кружилась голова. Демоны кусали за живот изнутри. Эдвард смотрел на нее не моргая, серьезно, без тени шутки, светящимися голубыми глазами.
Ника сняла лифчик и бросила его на пол. Она знала: у нее красивое тело, тренированное, сильное, без лишнего жира, но не худое, – нет, она не стыдится. И на многое готова, чтобы найти убийцу Оли.
– Дальше? – спросила она, взявшись за пуговицу на джинсах.
– Не надо, – вдруг сказал Эдвард. – Верю.
Он подошел к Нике, близко, почти вплотную.
– Каждый мужчина и каждая женщина – Звезда, – сказал он. – Хочешь быть Звездой?
Ника кивнула.
– Тогда оставайся с нами. Найдем тебе более интересное занятие, чем проверка бухгалтерской отчетности.
Ника думала, что он прикоснется к ней, была уверена, но он не прикоснулся.