Лягушонок для Миллионера

– Так ты мне не ответил на мой. Ты живешь в это подъезде? – с напором спрашиваю.

И разворачиваюсь корпусом так, чтобы меня было не так просто атаковать.

– Я живу в этом доме, а подъезд вон тот, – указывает желтым пальцем в сторону соседней двери мужик.

– Хм, – складываю руки на груди, свожу брови к переносице, делаю вид как будто задумался.

– Что? – с нетерпением быкует мужик.

– Так, что‑то не пойму, а почему ты меня должен видеть? Я что к тебе в квартиру стучу? Или возможно в  квартиру твоей сестры? Что за предъявы? – задаю вопросы резко, односложно.

– Если б к моей, я тебя с распростертыми объятиями встретил. Лишь бы получилось выжить эту стерву из хаты, – заржал татуированный, – а ты на Витькову сестру позарился. Лучше не липни к ней пижон. Анька занята. Она Мяту из тюрьмы ждет.

– Дэнчик, захлопни поддувало, – рыкнул на говорящего второй мужик. – Витька узнает, что хлеблом торгуешь, зубы нахер все повыбивает.

Да уж, интересные ребята. Сказать нечего.

– Ну так чего стоишь? Давай вали отсюда, пока кости целы, – резко поддается в мою сторону мужик без татуировки на лице, и моя реакция оказывается молниеносной.

 

Удар головой приходится прямо в переносицу этому ублюдку. Тот даже рта раскрыть не успевает от внезапности моего действия. Стоит пялиться на меня. А через секунду его глаза закатываются под лоб и он кулем падает к моим ногам.

– Что… что ты наделал? Да я тебя… Да ты сейчас у меня… – суетливо пытается подступить ко мне татуированный.

– Послушай, Дэнчик. Скажу тебе прямо: если не хочешь остаться калекой и мочиться под себя до самой старости, то лучше срыгни отсюда. Вот прямо сейчас, наилучший момент. И дружка своего в тенек, под деревце положи. Не удобно как‑то на глазах прохожих валяться в собственных испражнениях, – опускаю глаза на борова, лежащего между нами.

– Черт! Черт! Да тебя … да ты… Что ты наделал? – увидев мокрое пятно на штанах своего подельника заверещал Денчик.

Он тут же подхватил мужика под мышки и поволок его в сторону лавочек.

– Тебе хана, пижон! – крикнул он.

Киваю ему в ответ потирая переносицу. Оглядываюсь по сторонам.

Оцениваю ситуацию. В этот момент дверь открывается и оттуда вываливается бабулька с маленькой облезлой собачонкой на ремешке.

Она окидывает меня оценивающим взглядом. С любопытством заглядывает в лицо.

– Какой ты красавчик, – без тени смущения делает мне комплимент. – Ты не к Элине нашей?

Отрицательно качаю головой.

– К Анне, – говорю  в надежде на то, что женщина подскажет на каком этаже искать ее квартиру.

– А к Анютке… Ох, и дура девка, – бубнит под нос, но мне все слышно. – Ты с ней поаккуратнее. Муж у нее в тюрьме сидит. Брат только недавно вышел. Они ж знаешь “сиделые”какие: им тюрьма как дом родной. А Витька у Анютки психованный. Прибьет и глазом не моргнет, – напутствует меня женщина.

– Я по работе к Анне, – кидаю ей на ходу, протискиваясь мимо нее в подъезд, откуда доносятся невнятные звуки.

– Ага, так все говорят, – иронично хмыкает женщина и наконец‑то выходит на улицу, а я игнорируя лифт начинаю подниматься по лестнице.

Звуки нарастают, и я уже перепрыгивая ступеньки бегу вверх, где происходит какая‑то потасовка.

– Витя! Отпусти ее! Немедленно! – слышу женские крики.

У меня в груди собирается ярость. Витя. Это брат Ани и если крик принадлежит не Ане…

Чертяга! Убью, если он прикоснулся к ней хоть пальцем.

– Закрой свой рот. И свали отсюда. Не с тобой разговаривают, – отвечает грубый мужской бас.

– Я сейчас полицию вызову! – взвизгивает тот же голос.

– И я тебе все пальцы к херам переломаю сразу же. Усекла? Свалила отсюда и дверь закрыла! – повышает он тон и в этот момент я встаю ровно за спиной затянутой в белую футболку.

– Не смей ее трогать, – хрипло шипит Царевна, которой этот ублюдок сжимает горло своей пятерней.

У меня словно забрало падает на лицо. Гнев разрывает грудь, будто атомная бомба. Единственное что успеваю заметить – это обескураженное лицо девушки в дверях и перекошенное злобой табло Виктора, когда хватаю его за шкирку и с силой дергаю на себя.

– Отпусти ее, – рычу ему в ухо и точным ударом под ребра выбиваю из его рта стон.

– Сука! – его пальцы разжимаются и Аня оказывается на свободе. – Падла. Убью.

– Володя? Романович? Что вы тут делаете? – откашливаясь и хватаясь за шею хрипит Аня.

– Спасаю тебя, Царевна, – хмыкаю и успеваю поймать в ладонь летящий кулак мужчины в мою сторону, резко выворачиваю руку ублюдка и он корчится от боли.

– Ты покойник, – шипит он сквозь зубы.

– Господи! Что вы наделали? – сокрушенно качает головой девушка и пятится в квартиру. – Вить, ты не злись. Это мой коллега по работе. Он просто ничего не знает. Не трогай его. Дай ему уйти, – тараторит девушка глядя брату в перекошенное от боли лицо.

– Потоскушка. Мята тебе башку открутит, когда выйдет. Ты это понимаешь? И я тебе не помогу, – скалится он.

Ублюдок. Совсем нет ничего человеческого. Такое говорить своей сестре – это же каким нелюдим нужно быть.

На первом этаже громко хлопает подъездная дверь и слышатся грубые ругательства.

– Ну все мажорчик, конец тебе, – сипит брат Лягушонка.

– Господи, Владимир Романович. Отпустите его и уходите, – взмолилась Аня, глядя на меня затравленно.

– Я вызываю полицию, – послышался из‑за ее спины голос другой девушки.

– Только попробуй, пальцы сломаю, – рычит ублюдок.

– Аня, зайди в квартиру и закрой дверь. И самое главное, не переживай, – подмигнул ей. – Со мной все будет в порядке,а вот с ними не уверен.

– Послушай комиссар, отпусти. Я всего лишь защищался, – пытаюсь достучаться до полицейского, который скрутив меня в узел пытается затолкать в бобик.

– Сейчас в участок приедем. Посидишь в обезьяннике, а потом начальство решит, кого отпустить, а кому продлить. Да, Дэн?! Какого хрена уже  третий раз за эту неделю? – неожиданно громко раздается у меня над головой голос полицейского.

– Он сам виноват, – кряхтит татуированный, хватаясь за правый бок.

– Задолбали. Обожрутся, а потом жалобами нас закидывают соседи, – сердито говорит второй полицейский, поочередно заталкивая в бобик моих противников.

– Николай, может опустишь,а? Забери его. А нас отпусти. Мы тут вообще не причем. Отстаивали свою честь и защищали достоинство, всего лишь, – нудит татуированный. – Этот пижон, нас оскорблял!

– Ты че гонишь‑то? – возмущаюсь, не выдерживая наглой клеветы в мою сторону.