Любовь без памяти
Лиза
Настоящее
⠀
Первые дни было тоскливо. Успокоения рыбками мне хватило ровно на полчаса, прогулки по двору на час, а скучной книги про идеализированную любовь и вовсе на 10 минут. Я постоянно спала и спускалась разве только, чтобы поесть. Что‑что, а кормили тут вкусно. Шведский стол со множеством фруктов и овощей. Было и несколько видов рыбных блюд, что меня как пескетарианца очень обрадовало.
В таком темпе прошла неделя, и меня больше всего удивляло, что потребность в телефоне уменьшалась, а потребность в свежем воздухе и хорошем сне, наоборот, увеличивалась. Я взглянула на своё отражение в маленьком зеркале, что висело над кроватью (не самое лучшее место для него!) и было таким крошечным, словно предназначалось для макияжа мелких грызунов. Как мне объяснили чуть ранее – зеркал в этом чудо‑санатории нет нигде, кроме наших спален, но если буду возмущаться, то уберут и его.
– Люди слишком зациклены на своей внешности. Они просыпаются и уже с утра пытаются отыскать у себя недостатки. Они постоянно переживают из‑за новой морщины или выскочившего за ночь прыща, и весь день у них идёт насмарку. Мало кто действительно умеет принимать себя и любить таким, какой он есть, особенно в современном мире среди отфотошопленных лиц и гладких задниц без следа целлюлита. Поэтому мы убрали все зеркала из здания и забрали у гостей телефоны. Вы должны соединиться с собой. Кстати, если хотите записывать свои чувства и мысли, то я вам сейчас выдам блокнот и цветные карандаши.
Девушка с ресепшена без грамма макияжа и с густой копной волос, собранных в красивый хвост, улыбалась мне так, словно я Санта Клаус, вывалившийся из дымоходной трубы.
– Да, я, пожалуй, действительно хочу кое‑что записать.
И вот спустя час после того, как я перестала разглядывать цвет своего лица, который, к слову, стал удивительным и здоровым, в зеркало для лилипутов, я писала свои первые строки на белоснежные листы, которые потрясающе пахли свеженапечатанными книгами. Я снова вспомнила детство и ту библиотеку, в которую я так бы хотела вернуться. Но всё осталось в прошлом, а мне предстояло научиться жить настоящим и поверить в наше с дочкой будущее.
Глава десятая
Лиза
Прошлое
– Ты волнуешься? В первый класс – в первый раз? Всё будет хорошо, ты обязательно найдёшь себе новых друзей.
Не знаю, кто из нас волновался больше. Но я в свои восемь лет выглядела более собранно, чем мои родители, которые бегали и суетились возле меня. Папа то забирал, то отдавал мне букет белых роз, которые предназначались для учительницы. А мама постоянно поправляла банты и портфель за моей спиной.
– Ма, всё отлично. Я правда не волнуюсь. Всё самое страшное уже случалось со мной. Что такого может ждать меня в школе после всего того, что уже было?
Родители вздохнули в унисон, что означало их сильное сожаление по поводу того, как я рано повзрослела. Как бы они ни старались спилить углы моего прошлого – это не помогало. Психика не заблокировала мои воспоминания, и мне казалось, что она помнит даже период, когда я была у мамы в животе.
Родители поцеловали меня в щёки – каждый со своей стороны, и наконец‑то мы вышли из дома, где вскоре смешались с толпой белых бантов, и блузок, и чёрных юбок с разноцветными колготками. Пока мы шли в школу, я вспоминала нашу с ними первую встречу…
– Не надо меня успокаивать. Я хочу плакать, я буду плакать.
Женщина, покрытая синим платком, произнесла это слишком громко, чем привлекла внимание настоятельницы. Мы с Аглаей в этот момент чистили кандило от воска и убирали потухшие свечи. Мне доверили это важное дело несколько месяцев назад, сославшись на то, что я уже выросла и теперь могу помогать другим работникам церкви. Аглая недобро взглянула на пару и, потянув меня за руку, подошла к ним. У меня слетела туфля, и мне пришлось вырвать свою руку из крепкой ладони Аглаи и вернуться, чтобы надеть свою потрёпанную обувь.
– Вы находитесь в церкви. Ведите себя потише, – услышала я, когда подошла к настоятельнице.
Она отчитывала мужчину и женщину, которые почему‑то были очень грустными. Особенно женщина. Она была невероятно красивой и такой же печальной. Её глаза были красными от слёз, а под глазами, под слишком тонкой кожей просвечивали сосуды. Мне стало её по‑настоящему жалко. Как жалко было кота Барсика, который зимой замёрз на улице. Ему никто не смог помочь, а что, если этой женщине тоже некому? Её мужчина стоит, потупив взгляд, и даже не пытается защитить её от нападок нашей строгой Аглаи. Это, конечно, бесполезно, я взглянула на колени, которые были спрятаны под длинной юбкой с заплатами – пару дней назад мне досталось одно из суровых наказаний, я стояла на горохе в течение пяти часов. Кожа ещё болела и саднила. Поэтому, наверное, мне хотелось защитить эту грустную женщину от настоятельницы. А что, если она вздумает и её на горох поставить? Я увидела, как у распятия Христа растерянно озирается человек. Обычно это означает, что он здесь впервые и отчаянно ищет помощи, но стесняется того, что раньше вера в Бога была ему чужда. Я подёргала Аглаю за подол и указала на мужчину, который дрожащими руками пытался зажечь свечку, при этом оглядываясь явно в поиске помощи.
– Если я вас ещё раз услышу, то прогоню.
Аглая хотела взять меня за руку, но я сказала, что хочу в туалет.
– Одна нога там, другая тут. Возвращайся скорее, нас ждёт работа. До обеда много дел.
Колени снова заныли, да, я помню, что бывает, когда вместо работы ты хотела поесть конфет с ребятами из воскресной школы. Я проводила её взглядом и повернулась к грустной тёте. И только сейчас я увидела, что она не сводит с меня взгляда. В нём было что‑то тёплое и родное. Если бы у меня была мама, она бы смотрела на меня точно так же…
Глава одиннадцатая
Лиза
Настоящее
