Любовь без права на ошибку
Держась за бок, где была наложена повязка, Дима аккуратно поднялся и пошел в сторону окна. Несмотря на то, что у него болел бок, передвигаться ему было тяжело. На ноги словно гири навесили. Он прошел не больше метра, а уже задохнулся. Тяжело дыша, он отодвинул штору и, облокотившись ладонями о подоконник, распахнул створки окна, впуская в комнату свежий воздух. На улице была ранняя весна. Еще только все начинало зеленеть. Дима осмотрел небольшой придомовой сад, на котором росли небольшие кустарники и яблони. Пели птицы и не было слышно ни голосов людей, ни звука машин. Дима глубже вдохнул теплый воздух, наполняя им легкие, и услышал, как дверь в его комнату с небольшим скрипом открылась. Он обернулся, замечая, что в открытом проеме показалась маленькая кудрявая головка.
– Привет, – сказал он, улыбнувшись девчушке, которая вошла в его комнату и сейчас, стоя у двери, заложила руки за спину и ковыряла носочком тапочки пол, постоянно отводя от него свой взгляд.
– Можно мне с тобой посидеть? Деда Федя на улицу ушел баню растапливать, а мне скучно.
– Ну, посиди, – усмехнулся он, оборачиваясь к подоконнику спиной и облокачиваясь на него.
– Спасибо, – сейчас девчушка явно стеснялась. Она подняла на него огромные голубые глазища и внимательно стала рассматривать.
– А как тебя зовут, напомни? – спросил он.
– Ксюша.
– Приятно познакомиться, Ксюша. А меня Дима. Кажется.
– Я знаю. Деда сказал. А ты больше не болеешь?
– Если только немного. Скажи, Ксюша, а вы с дедушкой вдвоем живете?
– Нет. Я живу с мамой, – девчушка подбежала к окну, за которым он стоял и, пододвинув стул, взобралась на него. – Вон там наш дом, – показала пальчиком на дом, который виднелся из‑за густой посадки яблонь. Дима обернулся и с любопытством посмотрел на домик с красной крышей. Тот явно был не новый. Как в принципе и тот, в котором он сейчас находился.
– А папа твой где? – спросил он, переводя взгляд на девчушку, которая забралась на подоконник и, свесив ноги вниз, сидела и болтала ими в воздухе.
– Не знаю. У меня нет папы, – спокойно ответила она, рассматривая его без стеснения.
– А мама где твоя сейчас?
– На работе. Мамочка печет тортики. Вообще‑то я должна быть в садике, но я с утра не захотела туда идти и соврала, что у меня болит животик. Я не люблю садик. Там скучно, – скривилась малая.
– Врать не хорошо, – пожурил ее Дима и улыбнулся.
Из окна подул ветер и от девчушки донесся аромат яблок, меда и сухой травы – запах детства. Дима тут же вспомнил, как он ездил летом на каникулы в деревню к своим бабушке и дедушке. Вспомнил и на душе как‑то легко и тепло стало. От этого воспоминания он на одно мгновение замер, понимая, что этот запах достал из его подсознания воспоминание, о котором он забыл. Это значит, что к нему возвращается память? Он даже улыбнулся от облегчения того, что, возможно, через время он все же вспомнит, кто он такой и что с ним случилось.
Дверь в комнату снова открылась, и вошел уже Федор Михайлович.
– Вот ты где, егоза, а я тебя ищу по всему дому. А ты что, уже встал? Тебе бы лежать лучше, а то швы разойдутся.
– Все нормально. Надоело лежать, – отмахнулся от старика Дмитрий.
– Ну, раз надоело лежать, пошли накормлю. А то ты два дня провалялся и ничего не ел, только пил иногда.
– Два дня? – Дима с удивлением посмотрел на старика.
– Да. Думал уж, что не очнешься, а нет, выкарабкался. Пойдемте уже, – сказал Федор Михайлович, и Ксюша тут же спрыгнула с подоконника.
Кое‑как Дима дошел до кухни. Ходить было все еще тяжело, и он чувствовал такую усталость, что, казалось, ноги в любую секунду подкосятся, и он рухнет на пол. Помыв руки, сел за стол. В ноздри тут же ворвался ароматный запах еды, от которого заурчало в животе.
– Так, вот держи горячий супчик куриный.
Федор Михайлович поставил перед Димой тарелку с супом и тот тут же накинулся на него, жадно поднося ложку ко рту.
– Очень вкусно, – проговорил Дима с набитым ртом, а Федор Михайлович довольно кивнул.
– Ты так ничего и не вспомнил? – спросил старик, присаживаясь рядом на свободный стул.
– Нет, – угрюмо покачал головой из стороны в сторону Дима. – Может, мне в полицию обратиться? Меня кто‑то же должен искать. Семья там, например, – он бросил быстрый взгляд на свою руку, где должно было быть обручальное кольцо, но его там не оказалось, что означало одно – он не женат, следовательно, и семьи у него нет. Но ведь должны быть родители, скорее всего? Или друзья на крайний случай. Он не хотел думать, что совсем одинок.
Дима поднял взгляд на притихшего старика, который о чем‑то думал.
– Что? – не понял он эту тишину.
– Да просто, когда тебя Катюха нашла, ты ей сказал, чтобы она не звонила в полицию. Ты сказал ей, что они найдут тебя.
Дима напрягся.
– Кто такая Катюха и кто «они»? – поинтересовался он с небольшим страхом в глазах.
– Ты меня спрашиваешь? Это тебя нужно спросить, кто это такие «они». Я так подозреваю, это они же тебе бочину и пробили. А Катюха – мать этой егозы, – кивнул Федор Михайлович на притихшую Ксюшу, которая сидела напротив них за столом и грела свои уши о взрослые разговоры, грызя кусочек яблока.
– Так это не вы меня нашли?
– Нет. А что насчет тебя, то, предполагаю, ты не из местных, и как сюда добрался и как появился – без понятия.
– Почему вы думаете, что я не из местных?
– Это сразу видно по одежде, да и акцент у тебя не местный. Скорее всего, столичный ты.
– А может, у меня были при себе какие‑нибудь документы или телефон, кошелек может?
– Нет, – покачал головой старик. – Вообще ничего. Все карманы пусты. Только часы на запястье, по ним‑то мы и узнали твое имя. Если оно, конечно, твое. Кто и за что тебя так – без понятия.
Дима отложил ложку на стол и посмотрел в окно. Настроения нет никакого. Ему бы хоть подсказку какую, но нет. Ничего. Как бы он ни пытался напрячь свою память, ничего не выходило, кроме снова нахлынувшей головной боли.
– А ты ешь давай, ешь. Тебе сил нужно набираться. За пару дней я тебя на ноги поставлю и там уж будем решать, что делать с тобой дальше. К этому времени может еще вспомнишь чего.
– Может и вспомню, – задумчиво проговорил Дима, затем снова взял в руки ложку и, зачерпнув суп из тарелки, поднес его ко рту.
Ситуация была более чем неприятная. А слова старика про то, что он попросил Катю не вызывать полицию и скорую, заставили еще больше напрячься. Дима очень надеялся, что он не принесет беды этим добрым людям, которые за него поручились.