Любовь – не повод для иллюзий
Глава 3.
Глеб проснулся глубокой ночью, с трудом разлепив ресницы. В наглухо закрытые створки пластиковых окон дорогого отеля не долетало ни единого звука с улицы, кондиционер бормотал так тихо, что к его шуршанию еще нужно было прислушиваться. Но что‑то же разбудило его посреди ночи? Звук повторился. Глухой, похожий на приглушенный стон. Приподняв голову, Глеб прислушался, а затем, чертыхнувшись, вскочил с постели и ринулся в соседнюю спальню, на ходу подтягивая «боксёры».
В спальне Романа горел ночник, постель была разобрана и смята, на полу лежал раскрытый ноутбук, по экрану которого уже вились цветные петли скринсейвера. Самого Романа в комнате не было, но из‑под двери ванной в общем коридоре выбивалась полоска света. Глеб отчетливо услышал глухой удар, снова и снова. Бряцнуло стекло о стекло, словно что‑то свалилось в раковину. Он толкнул дверь, и затарабанил, когда та не поддалась.
‑ Эй! Ромка, ты живой там? Что случилось?!
Все звуки смолкли, за дверью на несколько секунд повисла тишина, после которой послышалось негромкое:
‑ Все нормально. Ложись, пожалуйста, хорошо? Я скоро приду.
‑ У тебя три минуты, ‑ предупредил Глеб тоном, который Роман хорошо знал. Не в его правилах было грозить и уговаривать. Он ставил в известность. И если через три минуты не дождется – отелю придется подыскать в этот люкс новую дверь, а если понадобится – то и новую стену.
Зашумела вода, послышался плеск и яростное шмыганье носом. Глеб терпеливо ждал, сложив руки на груди и опираясь плечом о притолоку. Через пару минут дверь открылась и на пороге появился его друг, но в таком виде, что у Глеба неровно стукнуло сердце. Давно, лет десять уже, как он не видел Ромку таким несчастным, заплаканным и совершенно убитым.
‑ Глеб… ‑ прошептал он, передернув плечами, пряча дрожащие руки в карманы гостиничного халата. – Глебушка…
Губы жалко дрогнули и Ромка бросился ему на шею, содрогаясь в рыданиях и воя в голос. Глеб терялся в догадках, что могло довести его до такого состояния, мысли метались, но прежде всего нужно было побеспокоиться о его заикающемся от слез друге, что едва мог стоять на подгибающихся ногах.
‑ Эй… Ну, ну, успокойся… Пойдем‑ка со мной. Пойдем… И всё расскажешь…
Обняв его за плечи, Глеб увел Ромку в свою спальню, подальше от света, режущего глаза и мешающего говорить, пинком прикрыв дверь. Уложил, укутал в одеяло, чувствуя, что по телу танцора волнами пробегает крупная дрожь, бегом сгонял в гостиную, где в ручной клади лежала аптечка, вернулся с успокоительным и напоил своего подопечного, с уговорами, как малое дитя.
Когда истерика немного схлынула, и Роман, прижимавшийся к нему и вздрагивавший снова и снова, притих немного, Глеб решился прошептать, не прекращая мягко поглаживать его плечи и спину:
‑ Можешь говорить?
Тишина повисла на несколько минут. Он терпеливо ждал, помня, как опасно было прежде давить на Романа, когда у него начинался нервный срыв. А их было довольно много после того, как у него, шестнадцатилетнего мальчишки, на руках умерла мама. При всей своей внешней невозмутимости, иногда Роман казался ему таким болезненно хрупким, что за него становилось до одури страшно.
‑ Андрей жив, ‑ прошептал, наконец, Ромка, едва слышно, не открывая глаз. – Он… коммерческий директор в «N*». Представляешь? Столько лет прошло…
Он снова мелко задрожал, плечу Глеба стало мокро и горячо. Тот скрипнул зубами, на щеках заходили желваки, но рука, поглаживающая спину Ромки, не дрогнула. На колу мочало, начинай сначала… Принесла же нелёгкая!
***
‑ Никуда я не пойду, пошел он к черту!
Глеб кипятился в самого утра, игнорируя тяжелый воспаленный взгляд Романа. Тот забылся сном только на рассвете, проспал всего часа три, и о его участии в переговорах и речи быть не могло. С такими фингалами под глазами и опухшими веками его скорее в наркодиспансер возьмут, чем в турне. Другое дело, что и сам Глеб был категорически против этого контракта.
‑ Ты что, оголодал?! У тебя и так всё под завязку расписано. Отпуск втиснуть некуда уже третий год! Болтаешься от мотеля к мотелю как…
‑ Глеб… Достаточно.
У Романа в голосе тоже хватало железа, когда нужно было. И Глеб замолчал, скрипнув зубами, подошел к постели, в которой Ромка лежал поверх одеяла, с влажным полотенцем на лбу, и сверлил его суровым взглядом. Присев рядом, Глеб взял его за руку и чуть сжал кисть, не отводя взгляда.
‑ Объясни, что ты задумал, ‑ сказал он звенящим от напряжения голосом. – Я же вижу. Если уж везти тебя в пасть к дракону, то я хотя бы должен знать, ради чего.
‑ То есть тот факт, что мы с ним столько лет не виделись, уже ничего не значит?! – танцор так взвился, что перед глазами мошки замелькали. Скривившись, он лег снова, поправил компресс на лбу. Голова с новой силой запульсировала болью. Глеб терпеливо ждал и молчал, не отнимая руку. Роман нервничал, сопел, молчал, но, в конце концов, сдался и прошептал негромко, глядя в сторону:
‑ Ты же сам понимаешь…
Вздохнув, Глеб кивнул, мрачно кивая.
‑ Увы мне. Понимаю, конечно. Я сделаю, как ты хочешь, Ромашка. Но боюсь, это будет ошибкой. Отдыхай, ‑ сжав его руку, Глеб поднялся и пошел одеваться, уже из спальни заявив:
‑ Но ты им дорого обойдешься. Это я тебе гарантирую!
Глава 4.
Встать с утра было сродни подвигу. Во рту было сухо, в голове словно колокола били в череп, лицо ‑ под стать всем прочему, отёкшее и не выспавшееся. Хорошо, что хоть дети уже усвистали с раннего утра на свои экскурсии и поездки, давно оплаченные и согласованные еще из Москвы. Набрав горячую ванну, Игорь на сорок минут залёг в нее отмокать, а после заказал завтрак и пригласил в номер массажиста, чтобы окончательно привести себя в порядок.
Около часа дня он отправил смс Глебу с адресом и временем места встречи, получил от него подтверждение, что тот будет, и стал собираться. В октябре было уже достаточно свежо, и он оделся как любил больше всего: классический костюм‑тройка, шелковый галстук, рубашка с запонками, пальто и кашемировое кашне на шею.
