Любовь – не повод для иллюзий

‑ В этом кабинете, Глеб Александрович, не принято повышать голос и матерно выражаться, ‑ прозвучал низкий голос у самого его уха. По телу Глеба пробежала волна щекотки, он зарычал, взбрыкнул ногами, но тут же застонал бессильно – натянутые связки молили о пощаде, жилы стонали от невыносимой боли. И этот стон просто сорвал последние предохранители у Игоря в голове. Черт, он так долго мечтал об этом, что сдержать себя теперь попросту не мог и не хотел.

Игорь свободной рукой скользнул под лежащего Глеба, несколькими движениями высвободил его галстук, мгновенно узнав рисунок ‑ тот самый, что он ему посоветовал, развязал и вытянул наружу. Шелковое полотно петлями легло на его запястья, связывая туго, плотно, но не больно. Глеб дернулся, пытаясь развязать узел, снова выругался непечатно и сдавленно охнул,  вздернутый на ноги как кукла. В животе ёкнуло подспудным ужасом: при всей внешней тщедушности, Игорь оказался очень силен физически. И Глеб с содроганием ощутил, что это сочетание: опасность, темнота, его беспомощность и присутствие рядом сильного мужчины, заставило его возбудиться до болезненной чувствительности, настолько, что брюки не могли скрыть каменный стояк, натянувший ткань. И это в конечном итоге предопределило дальнейшую его судьбу, то, как он среагировал, как поддался на грубость и напор, податливо и горячо.

‑ Чт… что ты делаешь? – в голосе Глеба прозвучала интимная дрожь, по телу прошла новая волна, смесь возбуждения и страха.

‑ То, что ты давно заслужил, ‑ сухие губы Игоря касались самой кромки уха, тот дышал его запахом, пьянея от предвкушения, поглаживая литые мышцы плеч Глеба поверх рубашки. От тепла дыхания Глеб едва не корчился, так томительно оно отзывалось щекоткой в самых чувствительных точках его тела. – То самое, о чем давно мечтал. Наказываю тебя…

 

Глава 7.

 

Глеб ахнул, влажно всхлипывая, прикрыл глаза, дернувшись всем телом от прошившей его от макушки до кончиков пальцев острой вспышки удовольствия, на миг прикусив нижнюю губу. На щеках вспыхнул румянец, он тяжело перевел дыхание, и лишь потом запротестовал, но момент уже был упущен, Игорь прочел его реакцию и понял, что в своих выводах он не ошибся. Второй галстук, что он снял с себя, лёг на глаза парня непроницаемой повязкой.

В животе у Игоря свернулся тугой узел при виде Глеба такого... беспомощного, в его руках, тяжело и горячо дышащего, растерянного, но при этом ‑ ждущего его. У самого во рту пересохло от предвкушения, дрожь поселилась в кончиках пальцев, неторопливо скользящих по ткани, лаская напряженные мышцы, цепляя пуговицы одну за другой, подныривающих под полы рубашки, чтобы огладить пылающую кожу, царапнуть в короткой ласке, нырнуть к плоскому жесткому животу...

Склонившись, Игорь вобрал в рот сосок, как и хотел, еще не раздевая, гладя напружиненные плечи, засосал, чуть прикусил поверх ткани рубашки, как музыку слушая сбившееся дыхание Глеба, его дрожь, тихий стон удовольствия. Ох, детка, это еще даже не начало... потерпи. Цепкие пальцы взялись за пряжку ремня, медленно вытаскивая его из шлевок, рывком на себя ‑ вытянуть язычок из люверсов, пряжка громко звякнула в тишине. С шорохом вытянув его вовсе, Игорь примерил ремень на ладони.  Мягкая кожа, не слишком широкий. Подойдет...

Лаская взглядом Глеба, он продолжил раздевать парня, никуда не спеша, поглаживая плечи, стягивая с них ткань, любуясь перекатами мышц, гладкостью кожи, силой прекрасного молодого тела. Глеб горел, кожа пылала под его руками, и Игорь, видит Бог, его понимал. У самого сердце едва не пробивало насквозь грудную клетку.

Спуская с его бедер брюки, он ненадолго задержался, оглаживая ягодицы, стоя так близко, что они соприкасались телами, напряженное сбивчивое дыхание Глеба опаляло ему щеку. Взгляд Игоря скользнул по прикушенным губам, он слегка усмехнулся своим мыслям и поцеловал Глеба в шею, в часто бьющуюся жилку, заласкал языком, всосал, помечая его темным пятнышком засоса, упиваясь солоноватым вкусом кожи и его запахом, от которого у него все тормоза слетали напрочь. Парень заполошно застонал, ртом хлебнув воздуха, и мотнул вихрастой башкой, словно хотел тоже его коснуться. Сдержался...

Молния брюк ползет вниз, прямо поверх напряженного члена. Игорь ничего не сказал об этом, но с нажимом погладил его ладонью поверх ткани, раздевая, лаская, сжимая, будоражащими касаниями пальцев очерчивая контуры, перекатывая на ладони приятную тяжесть мошонки. Глеб не подкачал, членом его природа одарила красивым, длинным, прямым, с крупной головкой, которую немедленно захотелось взять в рот. Но… кое‑кто тут ему здорово надерзил, и должен был сначала получить по заднице.

Игорь молча неумолимо раздел его, оставив лишь расстегнутую рубашку, сдернутую на локти, и носки. В прохладном воздухе любое касание к члену, торчком стоявшему вперед, предательски выдавая все его секреты, вызывало волны возбуждения по всему телу, тем сильнее, чем мягче и мимолетнее оно было. Вот чужие пальцы легко погладили ствол, едва‑едва касаясь кончиками пальцев, легкий поцелуй‑укус в шею. И тут же на контрасте с ним – жесткая рука сжимает мошонку, вырывая стон, шлепает по напряженно торчащему члену, выкручивает соски, запрокидывает голову, цепко впившись в волосы, подставляя его искривленные губы чужим губам, ненасытным и опытным, горячим и наглым. Глеб, слепой и связанный, не знал, чего ждать в следующую секунду, и совершенно извелся этим ожиданием, часто со всхлипами глотая воздух ртом.

‑ Игорь… пожалуйста… ‑ музыкой прозвучало для слуха, столько в этой мольбе было жажды.

Игорь взял его за локоть и чуть толкнул, понукая, подвел к подоконнику и надавил на спину между лопатками, заставил прижаться грудью к мраморной поверхности, провел пальцами по спине, очертив ложбинку позвоночника. Он загнул его в такой дразнящей позе, что самому стало тяжело дышать от открывшейся картины: подол рубашки задран до поясницы и подоткнут под туго связанные кисти рук, ноги широко расставлены, попка такая аппетитная, что яйца просто звенят от напряжения. Ох, черт бы его побрал… От одной этой его позы можно было кончить.

‑ Так вот, ‑ как ни в чем не бывало, прозвучал хриплый голос Игоря у Глеба за спиной, отвлекая провокационными разговорами, чтобы тот даже испугаться толком не успел. На обнаженные ягодицы, примериваясь, легко лег ремень. Быстрый легкий замах – и на светлой коже чуть вспыхивает первая бледно‑розовая полоса. – О соглашении… Видите ли, Глеб Александрович, ‑ еще одна полоса ложится ровно рядом с первой. – Я не склонен считать его расторгнутым. Нам стоит его пересмотреть, не так ли?

Еще, еще и еще, ремень мягкий и упругий, не столько сечет, сколько шлепает, но когда счет шлепков идет уже на десятки, зад парня начинает гореть и сладко ныть. На порозовевших ягодицах уже живого места не осталось. Игорь внимательно слушает его дыхание и голос. Глеб сладко стонет на вдох и выдох и вертит задом, приподнимается на цыпочки, не в силах удержаться. Это сильнее его, гори оно всё огнем…

‑ Так же нельзя, ‑ стонет он, наконец, срываясь во всхлип. – Это уже слишком… Так…. Нельзя поступать!

Хватит для начала... Сзади слышится щелчок, как от открытой крышечки или флакона. Миг ‑ и его горящего зада касается крепкая ладонь, ложится на ягодицы и оглаживает, смазывая чем‑то масляным, с неярким приятным запахом, ласкает пальцами, поцарапывает горящую кожу ногтями, потирает впадинку кончиками пальцев, смазывая снова, снова и снова, скользит внутрь и наружу, расширяя вход. Черт, туго‑то как... Наконец, что‑то твердое и горячее упирается в анус, и губы, безжалостные губы, умело ласкающие его ухо, выдыхают прямо во влажную чуткую раковинку:

‑ У моего партнера есть поговорка, Глеб… ‑ тот замирает на миг, и вскрикивает в голос, когда Игорь пронзает его, вламывается напористо и крепко, придерживая трепещущие бедра. – Победителей не судят!