Мафия. Замуж за главаря

– Тяжело будет, но без вашего королевского прощения, постараюсь как‑нибудь прожить, – прикусить бы язык, а не получается. Меня пугает и одновременно злит сложившаяся ситуация.

Я уже наговорила лишнего, меня чуть не убили и все равно продолжаю дерзить Барсаеву. Хотя, по мне лучше смерть, чем то, на что намекает этот бандит! Даже думать не хочу, на что они способны.

Он долго пристально на меня смотрит, не пойму злится или сдерживает смех,  морщины вокруг глаз появились оттого, что он прищурился, уголки губ подрагивают. Между нами считанные миллиметры и то, потому что я втянула в себя не только живот, но и грудь как‑то умудрилась отлепить от его тела.

– Совсем дура или настолько бесстрашная? – скалясь, спрашивает  Герман.

– Скорее первое, – честно отвечаю.

Не будь я дурой разве попала бы в такой переплет? Нужно было отказаться ухаживать за ним после операции. Взять больничный и уехать куда‑нибудь.

Барсаев откидывает голову назад  и начинает смеяться. Его твердое тело расслабляется, я не ощущаю давления на свой живот и бедра. Получается вздохнуть.  Его настроение так быстро меняется, что я не успеваю подстраиваться. Он сам отступает, а я делаю пару шагов в сторону.

– Не злись на Владимира, – произносит он. –  Перед ним непростой выбор – остаться со мной и потерять Олега или уйти к нему и тогда возможно потерять меня. Вовка возомнил себя моим ангелом‑хранителем. Из нас троих ему тяжелее всех. Он всегда был в тени Олега. Их вечно сравнивали, и понятно, что не в пользу Вовы. Хотя он тоже был хорошим хирургом. После смерти пациента, у которого не было шанса выжить, ему устроили настоящую травлю. Любимая женщина его бросила, когда нужна была поддержка.  Вовка полгода не просыхал, тогда я забрал его к себе.

«Зачем он мне все это рассказывает?» – мысленно возмущаюсь.

Думает, мне его жалко? Ни капли!

– Он понимает, что изолятор для меня сейчас не самое безопасное место, – продолжает Герман оправдывать младшего брата. –  Неудачно ты пошутила, синеглазка, – спокойно объясняет, а меня до сих пор топит обида.  – Сорвался на тебе, теперь будет себя сжирать. Он уже раскаивается.

– От его раскаяния у меня новая кожа на голове не вырастет, – не скрывая своих чувств. – Мне чужд ваш мир, я в нем задыхаюсь. Отпустите меня! – выдаю на эмоциях, раз пошел такой «душевный» разговор.

– Синеглазка, ты забыла, что мне нужна твоя помощь? – усмехается Герман, вновь напоминает, что он бандит.

– С вашими деньгами вы можете нанять любого медика. Зачем вы удерживаете меня? – возмущенно, потому что не верю ни одному его слову. Герман выдерживает паузу, а потом заявляет:

– Тебе не приходило на ум, что я хочу тебя? Неужели не почувствовала?  – губы кривятся в оскале.

По спине пополз холодок. Этой темы не хотелось касаться.

– Агата, в моем мире мы привыкли брать не спрашивая, а я веду себя с тобой, чуть ли ни как юнец, который уговаривает на переспать понравившуюся девушку, – добавляет он.

– Я не буду с вами спать, – скрывая страх в голосе. – Это против моих принципов.

Сейчас я понимала, что он может доказать мне обратное, поэтому старалась выглядеть смирной овцой.

– Синеглазка, а у меня другие принципы. Получается, у нас конфликт интересов? Как думаешь, кому придется уступить?..

«Вам!» – так и вертится на  языке, но вопрос такой, что лучше не дерзить, а то кинется доказывать, что он тут главный и все должны ему подчиняться.

– Мне не нравится наш разговор. Я сделаю вам уколы и пойду, лягу спать. Моему организму требуется отдых.

– Синеглазка, ты вновь пытаешься поставить меня на место, – приближается ко мне. – Я легко могу сделать так, что ты будешь мне подчиняться. В том числе и в постели, – в его голосе слышится угроза.

– Я возненавижу вас, – честно отвечаю, глядя ему в глаза. Герман ведь не знает, что в данный момент это чувство уже живет во мне и с каждым часом растет. – Быть бандитом намного проще, чем быть честным, добрым, благородным. Но даже у бандитов должны быть какие‑то законы, которые отличают их от животных. Я не говорю об отморозках. Если вы относите себя к отморозкам, то я больше не буду пытаться до вас достучаться. Делайте, что считаете нужным, – страх куда‑то ушел.

Сложно чувствовать себя загнанной в угол. В какой‑то момент, ты перестаешь быть жертвой и бросаешься на обидчика.

– Иди, ложись спать. В задницу я и сам уколы поставлю, – развернулся и стал уходить.

– А комнату мне выделят? – крикнула ему вслед. Или так и буду ночевать в кабинете с вашими гор… громилами? – быстро себя исправила. – Знаете, ни одному человеку не понравится, если на него во сне кто‑то будет смотреть,  – Герман развернулся, по выражению лица сложно что‑то понять.

– Ляжешь в моей спальне, – буркнул он. Я хотела возразить, а Герман развернулся и пошел.

– Никакого личного пространства и свободы, – негромко себе под нос.

– Эта единственная спальня, где есть замок на двери, – донесся до меня голос Барсаева из‑за   угла. Я не думала, что он меня услышит.

Помимо того, что эта комната запиралась, здесь еще находилась персональная уборная с душем и огромной ванной. Душ я принимала долго. Теплая вода успокаивала, помогала снять напряжение.  Надо выспаться, а на свежую голову думать, как отсюда сбежать. Оставаться опасно. Рано или поздно Герман вновь заговорит о сексе. Уверена, что сейчас его останавливает боль в ранах. Вряд ли мой эмоциональный монолог заставил Барсаева задуматься. Таких как он не пристыдить. Бандит давно вырос и привык жить по своим правилам и законам.

Ему нет дела до других. У меня есть мама, которая будет переживать, что не может со мной связаться. Артем, наверное, уже оборвал телефон…

Если я попрошу вернуть мне мобильный, Герман обязательно попросит что‑нибудь взамен. Менять свое тело и честь на телефон я не буду. Гори эти братья‑бандиты синим пламенем. Из‑за них столько проблем и переживаний!

Найдя в шкафу мужскую отглаженную футболку, которая мне доходила до колен, надела на себя. Спать голой, да еще и в чужой постели было не комильфо. Хорошо, что идя на смену, я взяла с собой медицинский  костюм и чистое белье.

Проверила, надежно ли закрыта дверь и легла спать. Выспаться мне не удалось. Очередная бессонная ночь из‑за Барсаевых. Сначала младшенький разбудил своим вторжением. Я не подумала, что у них есть ключ от двери, а он был. Владимир, преисполненный раскаянием, решил принести извинения. Долго капался в замке, умудрился меня разбудить. Когда он вошел в спальню, я сидела на постели и ждала чего‑то плохого, дрожала от страха. В этом доме хорошего ждать не приходится.  От него  – гада пахло перегаром. Лучше бы выспаться дал! Пришлось простить, лишь бы он ушел.  Слушать целый час его раскаяния и сожаления о том, что он стал последней мразью, было невыносимо. Одна польза – свое прощение обменяла на ключ от двери, но выяснить есть ли запасной, не удалось. Владимир на мои вопросы лишь пожимал плечами.

Второй раз заснула я с трудом. Подрывалась из‑за каждого звука, несмотря на то, что дверь вновь заперла. За окном уже брезжил рассвет, когда я наконец‑то погрузилась в глубокий сон. Разбудило… или разбудили меня чужие руки, оглаживающие мои ягодицы.