Мафия. Замуж за главаря

– Вернись в постель, я сам с ней поговорю, – подходит Владимир и кладет руку на плечо.

– Уже поговорил! Она по моим людям стреляет, – резко поднимаюсь. В глазах темнеет.

Адски все болит, но я забиваю на боль. Сцепив зубы делаю пару шагов. Останавливаюсь.  Недолго стою, выравниваю дыхание и придерживаю рану, спускаюсь вниз. Нога тоже ужасно горит. Вчера я лучше справлялся с болью.

Преодолеваю два пролета лестниц. Падаю в гостиной на диван, потому что в глазах темнеет от боли. Нога мне кажется, даже больше беспокоит, чем дыра в боку.  Доберусь до этой выдры, отшлепаю по мягкому месту!

Лима пацаны бинтуют в кухне. Слышу, как он матерится и шипит.

– Я ведь просил не вставать. Только открытых ран и воспаления нам не хватало, – бурчит за спиной Владимир.  – Олег не приедет сюда!

– Значит, тебе придется наконец‑то вспомнить, что ты врач, – передохнув, поднимаюсь на ноги. – Уже нормально, – Вова недоверчиво покачал головой.

Вышел во двор. Окна в тачке затонированы, не видно ничего. Эта сумасшедшая с пистолетом вздумала играть? Заставила меня за ней спуститься, ну подожди…

Резко открываю заднюю дверь внедорожника, в лицо мне упирается дуло пистолета…

 

 

Глава 4

 

 

Агата

Я сама от себя в шоке. Стрельнула в человека…

Была уверена, что не убью охранника, а только слегка зацеплю, но все же… Пусть думают, что я настроена серьезно. Несколько лет я занималась в стрелковом клубе. У меня были хорошие результаты, инструктора просили меня серьезно заняться спортивной стрельбой, которая давала возможность не только участвовать в соревнованиях, но и заключать контракты с производителями оружия, рекламировать новинки и получать неплохие деньги, но меня всегда тянуло в медицину. После поступления сложно было совмещать и я оставила тренировки.

Люди Германа окружили машину, но боялись к ней подойти, будто в ней тикающая бомба. У меня было что‑то вроде истерики, наблюдая за ними, я даже смеялась. Еще бы мне не вести себя неадекватно. Тяжелая ночь, грубое похищение. Одна дорога с головорезами, чего стоила. Думала, от сердечного приступа умру. Не понятно, пугали они или правду говорили:

– Если рот ментам откроешь, мы тебя по‑тихому в лесочке прикопаем, – сказал один из них, а другие поддержали.

После этого, отпало желание кричать и звать на помощь. Оставалась рассчитывать на себя. В голове рождался план побега, но вытащить пистолет по дороге не получилось…

Люди Германа не знали, что делать, бегали за указаниями к главному, который наверняка без обезболивающего встать не мог с кровати. Как долго это продолжалось,  не знаю. Я стала уставать. Нервничала, не зная, что происходит. После того, как я нажала на курок, все отскочили от машины и перестали меня уговаривать «опустить пушку».

Когда из дома вышел Герман, мое сердце пропустило удар. Он был зол. Шел медленно, хромал, сжал зубы, наверняка из‑за боли.

Прямиком направился к машине. Я подняла пистолет, когда он резко дернул за ручку двери. Дуло уперлось ему в лоб.

– Прикажи своим людям отвезти меня обратно. С такого расстояния даже новичок не промахнется, а я тем более, – откуда только твердость в голосе взялась.

– Стреляй, – губы исказила ухмылка, напоминающая оскал зверя.

Я стрельнула, пуля пролетела возле его виска и попала в глаз каменного льва охраняющего лестницу. Оскал стал более выраженным, но Герман не дернулся, не повелся. Я выстрелила еще раз, в глаз второго льва. Его люди напряглись, зашептались, повытаскивали пистолеты и наставили на меня.

– Пошли вон! – прорычал Герман. Ослушаться никто не посмел, даже Владимир нехотя, но ушел.

– В голову стреляй, синеглазка. Давай, стань одной из нас. Ты сможешь.

Зачем он провоцирует меня?

– Боишься, что мои люди убьют тебя?

– Не боюсь, – на самом деле я об этом даже не подумала. – Я привыкла спасать людей, а не убивать.

– Отсюда ты не выйдешь без моего приказа, а я его не отдам. Мне нужна твоя помощь, – выдавил он из себя. Не привык видимо просить.

– Капельницы и уколы вам могут поставить ваши люди, наверняка среди них найдутся те, кто отлично с этим справится, – продолжала держать нацеленным пистолет.

– Я хочу, чтобы твои нежные руки касались моего тела, – голос его, словно преломился, в нем появились хриплые нотки. Меня смутил его намек, рука дернулась вниз. Герман неожиданно ударил по кисти, ствол выпал из руки.

– Синеглазка, у тебя что, мужика еще не было?

Его вопрос – верх бестактности. Я теряю дар речи от наглости и грубости.

– Отвечай, – позволяет себе требовать. – Ты была с мужчиной?

– Это не ваше дело! – опустила взгляд на пистолет, валявшийся у заднего колеса автомобиля. Сейчас я бы не задумываясь его подстрелила!

– Значит нетронутая… – его ухмылка до жути пугала. – Чистая… – слова ввергали в панику. – Ладно,  выпрыгивай из тачки, пошли меня бинтовать.

– Когда вы меня отпустите? – приходит осознание, что я попала в капкан, из которого выбраться очень сложно.

Нужно набраться терпения, успокоиться и хорошенько все обдумать, но как это сделать, если я замечаю мужской интерес во взгляде этого бандита. Спасть с ним я не стану, а от одной мысли, что это может случиться против моей воли, жить не хочется!

– Все будет зависеть от тебя, – после непродолжительной паузы ответил он. Уклончиво. Не ясно, что будет со мной.

– Я хочу получить четкий прямой ответ.

– Ты не в том положении, чтобы что‑то требовать. Быстро вылезла из машины и пошла в дом, пока тебя туда не затащили, – в его голосе появилась жестокость. Мы на подсознательном уровне улавливаем малейшие изменения и выбираем тактику поведения. Если не ошибиться, то можно выжить. Дальнейшее мое сопротивление могут жестко обломать. Все‑таки не стоило из жалеть… но я не убийца.

Глотая беззвучные слезы, я покинула салон автомобиля, в котором испытывала призрачную защищенность. Не дожидаясь Барсаева, направилась в дом. До меня долетал его глухой негромкий мат, произнесенный сквозь болевой стон, но я не остановилась, не обернулась и руки не подала.

– Владимир, куда мне нужно подняться, чтобы оказать помощь вашему брату? – тело било мелкая дрожь, но я старалась прямо держать голову. Плакать и жалеть себя буду, когда останусь одна.