Мать-одиночка для магната

– Надо делать это каждый день утром и вечером, родная.

– Не хочу.

– Так‑так‑так, маленькая упрямица, ― я упираю руки в бока. ― В чем дело?

Молчит, партизанка.

– Ма‑аш.

Она хихикает над мультиком.

– Машуня.

– А?

– Ты на меня из‑за сухариков обиделась?

Вздыхает.

– Да.

– Разве это повод перестать чистить зубки? Ты же хочешь, чтобы они были красивыми, крепкими, здоровыми и не болели? Тогда за ними необходимо регулярно и бережно ухаживать. Пойдем, почистим зубы вместе, ― я протягиваю дочке руку.

– Не‑а.

– В таком случае, я вынуждена звать на подмогу Щекотунью.

Щекотунья ― мое альтер‑эго… одно из дюжины личностей, появляющихся наверняка у каждой матери, когда нужно развеселить ребенка. Раньше упоминание о Щекотунье будоражило Машку, поднимало в ней игривое настроение, а сейчас она скучающе закатывает глаза. Поглядите‑ка, выросла.

От звучания мелодии на звонке в меня закрадывается напряжение. И судя по тому, как широкая улыбка озаряет лицо дочки, пока она смотрит на экран телефона, я нахожу подтверждение предположению об адресанте позднего вызова.

– Папа! ― восклицает Манюня.

Я не успеваю забрать у нее телефон, она отвечает на звонок и ликующе щебечет в трубку:

– Папочка, привет! Я соскучилась! Когда ты приедешь за нами?

Проклятье…

 

***

 

― Верка, не страдай ерундой. Возвращайся.

Я усмехаюсь. Цинично. Другой реакции Сережа пусть не ждет.

Он громоздко вздыхает в динамик. Я хожу по флигелю с лейкой и поливаю цветы. Нужно было чем‑то себя занять, чтобы не сосредотачиваться на скребущей изнутри обиде в процессе телефонного разговора. До этого момента я была уверена, что во мне не осталось ни физических, ни моральных сил на разборки с бывшим, однако стоило услышать его голос и вялые, ― я бы даже сказала ленивые ― попытки прийти к примирению, злость во мне взыграла по новой.

– Извини меня, ― бубнит кисло. ― Я больше не буду.

Я вновь смеюсь.

Оправдание из разряда «провинившийся первоклассник отчитывается за двойку в дневнике». Я не его, черт возьми, мамочка и больше не нуждаюсь в извинениях. Зареклась обходить пустозвонов за версту. Мы пробовали. Неоднократно. Я прощала. Неоднократно. Наступала на одни и те же грабли столько раз, что если повторю этот трюк снова, меня можно смело назвать умалишенной.

– Мы не вернемся, ― проговариваю я с поразительным спокойствием в голосе.

– Вер…

– М?

– Я тебя люблю. Вас с Машкой. Вы ― два моих сокровища. Не глупи. Не рушь семью.

Я рушу семью? Не ослышалась? Соизволил объявиться спустя неделю молчания и имеет наглость обвинять меня. Наверное, только недавно протрезвел. Я в сотый раз убеждаюсь, что поступила правильно и сбежала, иначе мы с Манюней не выбрались бы из этого замкнутого круга.

– Давай мы с тобой встретимся и поговорим нормально, ― настаивает Сережа. ― Скажи, куда подъехать? Я заберу вас.

– Не нужно.

Он шипит ругательство.

– Что за фигня?! Скажи мне, где вы? Где ты шляешься с ребенком? Головой думаешь, нет? Таскаешь за собой Машку по всяким подворотням…

– Подворотням? ― ахаю, задыхаясь от подступившего к горлу возмущения. Стискиваю в пальцах ручку лейки и медленно с шумом выдыхаю. ― Такого ты обо мне мнения?

– А я не прав? ― выплевывает он желчно в ответ. ― Что за привычку дурную взяла ― уходить из дома, когда вздумается? О Машке совсем не думаешь. Какой пример ей подаешь? Чему учишь?

– Как раз о ней и думаю. Не хочу, чтобы росла, видя твою пьяную физиономию.

Сережа фыркает.

– Не преувеличивай… ― а голос под конец у него проседает до полушепота. Неужели, стыд в нем проснулся? ― Выпиваю иногда, ну и что? Я работаю. Имею право расслабиться.

– Так расслабляйся, Сереж. Пожалуйста! ― чересчур резко ставлю лейку на подоконник. ― Только я сыта по горло тем, как именно ты снимаешь стресс. Ты хоть помнишь, что чуть не выломил дверь в ванную, когда напился в последний раз? Ты очень сильно напугал нас, и я не намерена испытывать на себе это состояние снова и тем более заставлять Машку становиться свидетелем этого зрелища.

– Ты слышала, что она говорила? Маша ко мне хочет.

Я и вправду еле вырвала у дочки телефон из рук.

– Ты не ее отец, ― процеживаю я.

– Я воспитывал ее, как родную!.. ― не знаю, намерено ли, но он бросает мне это заявление в упрекающем формате.

– И? ― мне его по голове за это погладить? Я никого насильно не заставляла заботиться о нас с Машей. Он действовал по собственной инициативе. ― У тебя нет на нее никаких прав.

– Кто бы говорил.

Метко бьет в самое больное. По глупости я рассказала ему свою историю, впустила в душу.

– Ты все сказал?

– Все, ― рявкает Сережа.

– Прощай.

– Вот так возьмешь и покончишь со всем, что между нами было?!

А как иначе?

Я плетусь на кухню и завариваю ромашку. Вряд ли она спасет, тем не менее, попробовать не помешает.