Младший сержант Фредди Крюгер
Замполит выскочил в коридор от греха подальше и направился к особисту. Найдя его в кабинете, рассказал о случившемся:
– Он же невменяемый… – убеждал он капитана Сычева, прибывшего из полка для проверки поступившего сигнала о бойне на кухне. – Посмотрите сами. Пистолетом размахивает. Да он готов любого пристрелить. Учитывая, что он имеет опыт боевых действий в горячих точках, от него можно ожидать чего угодного… Я принял решение не полагаться на собственные силы, а вызвать специалистов, в чьи обязанности входит урегулирование таких ситуаций, и доложить вышестоящему руководству…
– Не гони борзых, майор, – дружеским тоном начал особист и продолжил тем же тоном, но с оттенком убеждения, которому учили в конторе и в котором он был специалист: – Капитан не отморозок. К тому же можно обойтись и собственными силами…. Слушай меня. Зачем вам лишние проверки, а? Специалисты и в стоге сена откопают боевые головки, а ты хочешь впустить их к нам. Да, ни одного… клочка без внимания не оставят. Дай повод, полетит голова – и не только командира, но и твоя…. Ты этого хочешь?
– Нет, конечно. Да и никто не хочет…
– Значит, слушай сюда… В полку служит его однополчанин. Они как братья, как патроны в одной обойме. Всегда чувствуют плечо поддержки друг друга и, когда надо, плечом к плечу полетят к цели, я тебя уверяю, – особист говорил, а сам набирал телефон. – Так! Тихо! – закрыв на мгновение микрофон, предупредил особист майора, когда после длинных гудков ответили:
– Здравия желаю. Капитан Сычев. Позовите к телефону подполковника Ледовского… Да‑да… Срочно… Жду. Где? Дайте, пожалуйста, номер. Ага. Минуточку… Пишу.
Через несколько попыток он все‑таки дозвонился до Ледовского и, обрисовав подробно ситуацию, удовлетворенно откинулся на стуле:
– Дело сделано. Через полчаса полкан будет на месте.
* * *
Бойчишин вскинул пистолет, когда открылась дверь, а в проходе появилась чья‑то фигура. В глазах двоилась, и он не мог разглядеть, кто в коридоре.
– Пристрелю… Душара…
– А не поймаешь ли пулю в ответ?
Веселые интонации знакомого голоса, голоса, которым он дорожил и всегда был рад слышать. Этот голос не раз поддерживал его в трудные времена, вселял надежду и помогал выжить. Никакой холодный душ не смог бы так привести в чувство, как сделали простые, но произнесенные с глубиной уважения слова друга. В глазах появились искры разума, и, широко улыбаясь, он ответил:
– Ну ты… Ты можешь.
– Могу. Еще как могу. Ты знаешь… брат! Один сидишь?! А я что – насрано? Мог бы мне позвонить. Товарищ называется…. Давно не собирались, – говоря, Ледовский развалился на соседнем кресле. – Пистолетом кончай махать. Давай сюда… Да давай уже, в сейф уберу… попозже, а ща наливай, зря, что ли, трясся по твоему бездорожью. Посидим, товарищей вспомним… а что нам еще нужно?
– Ща организую. Ща что‑нибудь на стол сооружу.
– Да сиди уже, я сам посмотрю, что у тебя в холодильнике, а пока дай выпить. Ну а ты, брат, пропускаешь. Пропускаешь, пропускаешь. Без возражений. Мне тебя догнать еще нужно… Ну! За тебя!
– За нас… Только за нас. Как я рад тебя видеть… Ты не представляешь. Только ты меня понимаешь… а эти… – он махнул рукой. – А эти пусть идут лесом… Гори все огнем. Как меня это все задолбало… Ты понимаешь меня? Задолбало… Сердце ноет, спать не могу… Куда мы пришли?.. Финиш. Амба…
– Пусть идут. За нас так за нас, – подполковник выдохнул и залпом опрокинул граненый стакан.
* * *
Дружба творит чудеса, созидает прекрасное, возвышает приниженное, дает глоток свежего воздуха в душных жизненных трущобах. Дружба – это любовь, но, в отличие от нее, в ней нет одного шага до ненависти. В отличие от любви, дружба не может быть безответной. Односторонней дружбы не бывает, это все что угодно: преклонение, пресмыкание… но не дружба. Родителей не выбирают, так и настоящий друг входит в нашу жизнь неожиданно и навсегда, до самой смерти согревая воспоминаниями и встречами, душевной поддержкой и верностью.
У Бойчишена был такой друг, проверенный песками Кандагара, скрепленный кровью потерь и освещенный радостью побед – Сергей Ледовский. Только он мог выдернуть его из передряг без последствий, играючи и с легким юмором.
Через день комдив бодрым шагом вышел из офицерского общежития. Форма была с иголочки, сапоги блестели, соревнуясь сиянием с пряжкой. После беседы по душам, глубоко прошедшей отточенной бороной и вспахавшей поле идей, боевой офицер был полон сил и энергии, готовый к новым свершениям. Наметив план действий и выработав стратегию дальнейшей службы дивизиона, он ворвался как вихрь, разметав хандру и выводя из дремоты.
«Я научу вас кашу из топора варить – без приправ и крупы, – крутилось в голове. – Плов они кушают. Каждую минуту с пользой для повышения боевой подготовки. Расслабились. Расслабление отменяется, я сказал».
ГЛАВА 4. СМЕТАЕТ ГРЯЗЬ С ЗАСНЕЖЕННЫХ ДОРОГ СОЛДАТА ЧИЩЕННЫЙ САПОГ
«Расслабление отменяется». С этой фразы начал Байчишин на утреннем построении свою речь. Он говорил много и с жаром о предстоящей череде учений. Не только солдат тронула эта новость, но и офицеры поежились, втянув шеи в воротники. Возиться с техникой для передислокации в весеннюю промозглую погоду не радовало, одна только мысль об этом гоняла озноб по спинам.
* * *
Денис был не в наряде и праздно слонялся по казарме, когда к нему подошел Александр, дембель, что вмешался в конфликт с Фарходом.
– Ну что, служивый? Подвезло тебе, – говорил он не по‑дружески, ехидно. – Fortuna non penis, in manus non recipe. Каждый должен отвечать за свои поступки. Хоть Фарход и не нашего племени, но все же дембель, и спросить придется нам за него, а так – где уважуха?
Денис вопросительно и с опаской посмотрел на дембеля и напрягся, а он продолжил: