Мой большой… Босс
И за инстинкт самосохранения, конечно же.
Потому что ответ моего спасителя вообще никак не похож на простую поддержку моей глупой инициативы. И не факт, что он меня захочет отпустить теперь.
Темнота улицы, тишина, такая, какая обычно бывает в деревне летом, все это делает мир вокруг нас маленьким, интимным. И в этом мире он – мой хранитель и одновременно пленитель.
Мне кажется, что, даже захоти я сейчас все остановить, не смогу. Темирхан не услышит и не захочет этого сделать.
Здесь, в моей маленькой Вселенной, хозяин – он.
Хорошо, что я не желаю все прекращать.
Наоборот, его ответ пробуждает во мне что‑то невероятно мощное, чувственное, кажется, что я горю в его руках, плавлюсь, умираю. С трудом осознаю, что меня уже не просто держат, меня гладят, основательно и грубовато, сминают ягодицу через джинсы прямо, а ощущается это так, словно по голой коже – сильно, жестко. Дышать мне давно уже нечем, только беспомощно держусь за широченные печи Темирхана, прижимающего меня все сильнее и сильнее.
А через секунду меня подбрасывает вверх, испуганно и растерянно цепляюсь за его плечи, машинально обхватываю ногами бедра… И замираю, осознавая, наконец, происходящее.
Мы посреди улицы, Темирхан держит меня одной рукой под попу, как ребенка, легко и совершенно не напрягаясь, а второй рукой продолжает гладить по спине. И целует, абсолютно по‑взрослому, проникая языком в мой рот, настойчиво, не давая вздохнуть, опомниться…
Мои жалкие усилия удержать голову над водой, гаснут, и я погружаюсь во тьму. Он меня туда тащит, словно не ураган теперь, а водоворот. В глазах темнеет, мысли, едва появившись в голове, тут же уплывают на поверхность, никак не затрагивая меня, идущую ко дну.
В какой момент трещит моя рубашка, в какой момент застежка лифчика отстреливает, словно в давно виденном популярном фильме… Там героиня кричала, что не виноватая она…
Не мой вариант, однозначно не мой.
Я виновата в происходящем.
И плевать…
Так хорошо, так сладко, так безумно мне никогда не было, никогда.
И я тянусь к источнику своего безумия, чтоб повысить градус. Его надо повышать, все во мне горит и требует продолжения.
Я не знаю, какого, опыта совершенно нет в этой теме, но и не дура все же, несмотря на общее мнение на эту тему окружающих.
Огромный , несдержанный мужчина – не тот, с кем нормальной девушке стоит проводить ночь. Первую. Получать первый опыт.
Но кто сказал, что я нормальная?
Губы скользят по нежной коже шеи, ловя то неизвестное мне до этого момента сладкое местечко, от которого по телу дополнительная дрожь, и я , не в силах сдерживаться, вонзаю ногти в мощную спину, прогибаюсь так, чтоб еще больше получить его ласки, дышу с всхлипом и , кажется, плачу… Наверно, потому что глаза щиплет. Слезы текут… Это такая дикая реакция на удовольствие. На сладость и безумие происходящего.
Губы ловят мои слезы…
Замирают…
И все прекращается.
Большие руки на моей попе разжимаются, я растерянно скольжу вниз, прямо по груди своего спасителя, кажется, ему это приятно… По крайней мере, пальцы на мгновение сжимаются, словно тормознуть хотят мое скольжение, но затем, наоборот, надавливают, да еще и отстраняют сразу.
Я стою, все еще шальная, безумная, красная, с распухшими губами и залитым слезами лицом.
Темирхан придерживает меня за плечо, аккуратно, чтоб не упала, а второй ладонью приподнимает за подбородок, смотрит своими невозможными горячими глазами, на дне зрачков затухает безумное марево. В котором мы чуть было не утонули.
Сейчас на его место выходит забота и… досада?
– Не плачь, козочка, – хрипит он своим низким, грубым голосом, затем утешительно стирает слезы с моих щек, – я виноват, напугал… Прости.
Я не хочу, чтоб он просил прощения за то, что я сделала! Это я! Все я! Он просто… Поддержал…
Мне становится невероятно стыдно за произошедшее.
Весь боевой настрой куда‑то пропадает, и остро ощущается сама дикость ситуации.
Я сошла с ума. Определенно. Может, в самом деле стоило к врачу? Может, Гарик ударил сильнее, чем мне показалось сначала?
Иначе с чего бы мне так себя вести?
С чего бы мне набрасываться на человека, которого второй раз в жизни вижу? Позволять ему себя трогать, тискать. Целовать.
Он все еще стоит, не отпуская мой подбородок и жадно изучает зареванное лицо.