Мой большой… Босс

Но все же мощь моего спасителя впечатляла… Как и то, что при такой звериной силе он мог легко сломить мое сопротивление… Несуществующее, да.

 

Не зря я чувствовала исходящую от него дикую опасность.

 

И все же зверь не стал трогать. Отпустил. А потом и вовсе… Уехал! И не попрощался! После его жадных поцелуев и тяжести рук это казалось настоящим предательством.

 

А я себе казалась редкой дурой.

Впрочем, я такой, наверно и была.

 

Потому что, когда на следующий день пришла Варька, как всегда, шухерясь от бабушки, я не спустила ее с порога поганой метлой, а позволила зайти в дом.

– Слышала, чего с Гариком? – вместо «привет, прости за то, что я так поступила» выдала она, бодренько топая через сени в комнату, – говорят, память отшибло. Не помнит ничего. Кто это его так? Ты?

Я молчала, показательно сложив руки на груди и хмурилась, удивляясь про себя невероятной Варькиной непрошибаемости.

 

В отличие от Гарика, потерей памяти я не страдала, прекрасно помня и взгляд ее злобный, и саму подставу.

 

Прощать ничего не собиралась, конечно, но думала, она хотя бы повинится.

 

Но нет.

 

Варька была из тех, кому в лицо плюнут, а она утрется и дальше пойдет.

– А у вас, вообще, было че? – она прошлась по комнате, старательно не глядя мне в лицо и делая вид, что все отлично, – а то ушли вы вместе… А потом его пацаны нашли в кустах неподалеку от ставка.

Я стояла, рассматривала ее, как музейный экспонат, не имея ни малейшего желания как‑либо реагировать на вопросы. Уже поняла, что пустила зря. Не извиняться пришла моя подружка закадычная, а просто информацию выяснить. На разведку.

– Ладно… – она выдохнула, уселась на табуретку и впервые посмотрела на меня прямо, – Майк… Сердишься? А это мне надо сердится! Я, между прочим, за Гариком уже два года бегаю! А тут ты пришла и отбила!

От такой наглости я растерялась даже.

 

Я? Отбила? То есть, мои слезы и сопротивление – это флирт такой?

 

А не сошла ли с ума моя подружайка?

– Ну чего смотришь? – неожиданно повысила голос Варька и заговорила быстро, с обидой и презрением, – думаешь, удастся все такой же чистенькой казаться? Не получится! Тоже мне, принцесса Несмеяна городская! На пацанов не смотрит, ходит, гордая, нос воротит!  А вот я знала, что ты не такая! Стоило Гарику поманить – и рванула с ним в кусты! Так я и знала, что ты – прошмандовка! Наверняка,  это из‑за тебя Гарику по башке дали! Спала с кем‑то, наверно, с женатым! Вот он и подкараулил! Из‑за таких, как ты, шалав, потом нормальным девчонкам мужиков не достается!

И тут я не выдержала творящегося бреда, усмехнулась.

 

Грустно, на самом деле. Осознавать собственную дурость всегда грустно.

Варька, видно решив, что я над ней смеюсь, вскочила, обложила меня матом трехэтажным и выбежала из дома.

 

Напоследок она пообещала устроить мне веселую жизнь.

Тогда я, удивленная и ошарашенная произошедшим, не восприняла ее слова всерьез.

И, как выяснилось, очень даже зря.

 

Потому что слухи по деревне поползли тем же вечером. Мерзкие слухи. В них фигурировала я, парни, еще какие‑то женатые мужики, наши соседи…

 

И много чего еще.

 

Гарик выходил невинной жертвой, которую я коварно сманила в кусты и там на него напал мой любовник, страшно меня ревнующий.

 

Бред полнейший, но, как и все самое бредовое, вирусно распространившийся не только по нашей деревне, но и до Васильевки доползший.

Я, признаться, не сразу оценила масштаб катастрофы.

 

Да и поначалу все казалось не таким страшным.

 

Ну, поговорят и прекратят…

 

Но, помимо шепотков возле колодца, косых взглядов на улице, начались неприятности похлеще.

 

Например, на нашем заборе кто‑то написал матерные угрозы. Масляной несмываемой краской.

Бабушка, сначала удивленно посылающая сплетников в одно интересное место, схватилась за голову.

 

И за меня.

 

Попыталась вытрясти правду, но, кроме того, что я ничего не знаю и не понимаю, за что так со мной, не получила.

 

Свидетелей того, как мы с Гариком уходили в кусты, было много.

 

И ни один из них не сказал, что меня туда тащили против воли.