Мой хулиган
– Ну не мне же? Здесь не я фанат суккулентов. Так что держи. Это тебе в коллекцию.
И первый раз за день мне становится тепло на душе. Все‑таки Бо самый классный друг! Всегда знает, как поднять настроение. Уголки губ сами тянутся вверх, а руки за горшком.
– Бо, как здорово! – искренне благодарю его. Осторожно забираю цветок, не переставая восторженно смотреть на него – граптоверии у меня еще точно не было.
– На чай не зайдешь? – интересуется Бо, пока я пячусь к дверям своей квартиры.
– Ой, прости. Давай не сегодня, – поднимаю на него виноватый взгляд. – Что‑то так устала.
Еще бы мне не устать! За один день и от местного ловеласа скрывалась, и, посетив всего лишь женский туалет, столько интересного о себе узнала… А Богдан уже обиженно хмурится. Но я, показав язык, скрываюсь за дверью своей квартиры.
Стоило только шагнуть на порог, как мне в нос ударяет запах чего‑то пригорелого. О нет! Дедушка опять решил кашеварить сам.
– Дед! – кричу на весь дом.
– Я здесь, Лесь! – доносится из кухни бодрый голос.
Прижав одной рукой горшок с цветком к себе, я быстро скидываю сумку на пол, стягиваю с себя кроссовки и прямиком направляюсь туда.
– Дед, ну зачем? Я бы сама все приготовила! – возмущаюсь, едва ступив на крошечную кухню.
– Ужинать будешь? – Дедушка словно и не слышит моих причитаний.
В старой домашней футболке и растянутых трениках он колдует с половником над кастрюлей на плите. А вот запах чего‑то паленого аж жжет нос. Прохожусь беглым взглядом по пространству кухни. Да уж… Мне теперь мыть это все часа три, не меньше!
Я пытаюсь не злиться на дедушкину инициативность. Ведь, кроме него, у меня никого нет. Отец сбежал почти сразу после моего рождения и больше на горизонте не появлялся. Все, что мне от него досталось, – это птичья фамилия. После развода с моим отцом мама вместе со мной переехала к своим родителям. Так мы и жили в этой просторной, но очень скромной трехкомнатной сталинке: мама, я – мелкая непоседа, бабуля и дед.
Пока не случилось непоправимое. Моя мама, по образованию геолог, погибла из‑за несчастного случая в одной из своих экспедиций. И с тех пор моим воспитанием занимались бабушка и дедушка. Но несколько лет назад не стало и моей любимой бабули. Теперь есть только я и дед.
– Дедуль, мы же с тобой договаривались. Готовлю только я, – с укором качаю головой, а потом, вздохнув, перевожу взгляд на его седовласую макушку.
– Чего ты там бормочешь, Лесь? – Он наконец‑то оборачивается. Широко улыбнувшись, откладывает половник и вытирает ладони о цветастый передник. – Как день прошел?
– Ты тему не переводи, – прижав поплотнее к себе горшок, строго смотрю на дедушку. – Хозяйка на кухне я.
– Ой, ну все, хозяйка! Знаю, как вы с Зоськой хозяйничаете, когда меня дома нет, – отмахивается он. – Едите одну заварную лапшу и шоколад.
И из‑под стола, как в подтверждение его слов, слышится уверенное «мяу».
– А ты куда‑то собрался? – удивленно округляю глаза.
– Вчера пригласили на конференцию, – гордо объявляет дедушка. – Завтра лечу.
– Нет, – строго отчеканиваю я. – Ты не летишь ни на какую конференцию.
– Это еще почему?
– Тебе что врач сказал? Снизить нагрузку, меньше работать…
– Ишь, командирша! Леся, билеты уже на руках, и меня там ждут с докладом. Я еду. Меня пригласили выступить платно. Так что это не обсуждается.
– А может, хватит все тянуть одному? – Я позволяю себе немного повысить голос и опять завести беседу о том, что обычно провоцирует между мной и дедом скандал. – Я тоже могла бы немного подзаработать. Устроилась бы официанткой куда‑нибудь на вечерние смены и…
– И думать об этом не смей! – Дедушкины глаза гневно смотрят на меня из‑под седой линии бровей. – Твоя задача – только учеба!
– Но дед!
– Олеся! – Его кулак слегка постукивает по столешнице, давая понять, что разговор закончен.
Собственно, как и всегда, когда заходит речь о том, что все наши финансовые тяготы мы бы могли делить уже на двоих. Мы же семья. А полгода назад мне исполнилось восемнадцать. Теперь я могу без проблем устроиться на какую‑нибудь подработку. Ведь мои пятерки в зачетке никак не покроют долги по квартплате.
Но я опять замолкаю. Правда, состроив весьма недовольное лицо. Дедушка все равно сделает, как хочется ему. Несколько секунд мы все еще буравим друг друга взглядом.
– Лучше иди мой руки, переодевайся и помогай накрывать на стол. – Дедушка смягчается первым. – А что это у тебя в руках? – Он заинтересованно щурится.
Я вздыхаю. Ясно. Нормального разговора о моей подработке опять не будет. Я бы могла сейчас поругаться с дедом, снова разозлиться, но уже даже от намека на скандал ощущаю какое‑то бессилие. Поэтому цепляю на лицо улыбку и ставлю горшок с цветком на стол.
– Это граптоверия.
Дед внимательно осматривает зелено‑серебристые крепкие листья и недовольно говорит:
– Красиво, но бессмысленно. Цветок рано или поздно засохнет. А вот если коллекционировать книги… Я недавно в книжном видел подарочное издание «Капитала» Карла Маркса…
И я вздыхаю еще раз, переставая внимать словам дедушки. Кто бы сомневался, что он скажет что‑то подобное. Дед слишком прагматичен, чтобы разделять мою любовь к цветам. Точнее, к определенному их виду – суккулентам.
Раньше я и бабушка занимались этим вместе. Дедушка только ворчал, что все окна заставлены странными, словно инопланетными, растениями. А после того как бабушки не стало, он будто бы злится на маленькие горшочки. Выселил их все на подоконник моей спальни, куда я и несу подаренный Богданом цветок.
Поставив горшок к своим собратьям, еще раз осматриваю тугие листья с розовыми щетинками на концах.
– И как же тебя назвать? – задумчиво бормочу себе под нос.
Привычка давать имена цветам у меня тоже от бабушки. Она часто обращалась к ним то «Прошенька», то «Ванечка». Так у меня на подоконнике теперь имеются и рипсалис Петр, и сансевиерия Семен, и шлюмбергера Глаша, и еще с десяток имен. И какое же имя будет у граптоверии? Вопрос решается сам собой. На белом пластиковом горшке я замечаю надпись «iggor». Точно!
– Будешь Игорем, – довольно хмыкаю.
– Леся! Мой руки! Я жду тебя ужинать! – слышу дедушкин зов из глубины квартиры.
– Иду! – кричу ему в ответ.
