Мой хулиган
– Тоже считаешь, что слишком пахнет этим? – Треплю Зоську за холку и бросаю недовольный взгляд на ту самую зеленую толстовку. Пришлось весь день таскаться с ней в руках и притащить ее домой. Теперь запахом Ольховского пропиталась не только я, но и моя спальня. Благо дедушка улетел на свою конференцию. А то пришлось бы объяснять, почему моя комната так благоухает.
Закрываю глаза и стараюсь поменьше обращать внимания на запах вокруг, но каждый вдох настойчиво напоминает мне о сегодняшнем разговоре с Максимом.
Удивительно, но мой телефон молчит. Аноним777 не атакует его сообщениями. Вроде бы отличная новость, но слегка настораживающая. Ольховский сдался или решил, что мы будем играть в отношения? А если все же поиграть?
«А как?» – мысленно хмурюсь я, лежа с закрытыми глазами. Обниматься? Ходить за ручку? Или целоваться у всех на виду? Фу, нет! Только не с Ольховским!
Я открываю глаза и резко сажусь на кровати. И мой взгляд снова падает на зеленую толстовку. Надо убрать эту вонючку подальше. Отодвинув Зоську на другую сторону кровати, подрываюсь прямиком к стулу с висящей на нем чужой вещью. Нахожу в шкафу первый попавшийся пакет и запихиваю туда толстовку Ольховского. Стараюсь не дышать, но сладковато‑древесный запах все равно пробирается к моим рецепторам. Пакет тут же летит на самую дальнюю полку шкафа.
Только захлопнув его дверцы, перевожу дыхание. Но глазами натыкаюсь на нижний ящик. Мои руки сами тянутся к его ручке, а во мне зарождается противное чувство. Медленно выдвигаю ящик, в котором аккуратной стопочкой, завернутые в непрозрачный файл, лежат несколько десятков отксерокопированных листов. Их электронный вариант я уже удалила из телефона, а вот живое доказательство моего пакостного поступка все еще на месте… Смотрю на матовый файл несколько секунд, а потом захлопываю ящик. Нет. Лучше их выбросить. Или сжечь!
Я возвращаюсь на кровать и заворачиваюсь в одеяло, как в кокон. Лишь на мгновение вытаскиваю из него руку, чтобы выключить ночник на прикроватной тумбочке. Моя спальня погружается в темноту, а я думаю о том, что всего лишь хотела как лучше. Причем не для собственной выгоды, для общей: моей и деда. А получилось как всегда…
Ну и еще в моей голове проскальзывает мысль: о какой такой мечте всей своей жизни говорил Ольховский? Пополнить список влюбленных в него дурочек до цифры миллион плюс один? Но сразу же одергиваю себя, переворачиваюсь на другой бок и строго приказываю самой себе: «Спать, Олеся! Спать!»
* * *
Я слишком рано радовалась молчанию своего телефона. С самого утра меня атакуют сообщения Анонима777.
Аноним777 [26.05. 09:00]: «Я хочу увидеть твое" да"».
Аноним777 [26.05. 09:15]: «Нажми на втором ряду клавиатуры девятую и четвертую по счету буквы».
Аноним777 [26.05. 09:33]: «Ну поставь хотя бы плюсик».
И к одиннадцати часам дня я получаю около сотни подобных сообщений. Ольховский прислал мне пример слова «ДА» на десятках разных языков вплоть до чешского. Это чтобы я выбрала понравившийся.
Я стойко игнорировала его опусы, а заодно на всякий случай ходила по коридорам университета, включив режим пеленгации. Но, видимо, сегодня Максим решил не посещать стены нашей альма‑матер. В отличие от Майер…
Я сталкиваюсь с рыжей и ее подружкой в проходе между столами в университетской столовой.
– О, какие люди! И без охраны! – Инга язвительно оглядывает меня и мой поднос с компотом и булкой.
– И тебе привет, – проговариваю сухо и собираюсь уже присесть за ближайший свободный стол.
Но Инге такого общения, кажется, недостаточно. Она склоняет голову и желчно сверкает глазами:
– А чего одна? Хотя зачем я спрашиваю? Ольховского же сейчас здесь нет, соответственно и преследовать тебе некого.
Майер и ее подружка одновременно издают мерзкий смешок, от которого у меня ком становится поперек горла. Дальше эти две модные особы так же одновременно разворачиваются, намереваясь уйти, но язык мой – враг мой. Потому что меня словно встряхивает от злости, а в груди нестерпимо жжет. Она меня достала! Я ставлю поднос с едой на стол и бросаю им в спины:
– Тебя действительно так задевает, что я могу общаться с ним?
Инга резко тормозит и поворачивается ко мне:
– Пф‑ф. О чем ты, Синичкина? – Она насмешливо кривит нос. – О чем ты можешь с ним говорить?
– Да о чем угодно. Как и где мы проведем вечер, например. – «Молчи же!» – отчаянно сигналит мой мозг. Но ядовитое жжение в груди лишь усиливается, все быстрее распространяясь по венам, когда Инга смотрит на меня уже с жалостью.
– Ну хватит, Олесь. Не позорься. Не веди себя так, словно ты реально…
– …его девушка? – проговариваю за нее быстрее, чем соображаю.
– Хочешь сказать, что ты и Максим?..
– Да.
В глазах Инги вспыхивает злоба. Майер шипит прямо в лицо:
– Если это так – докажи.
– Как? – показательно усмехаюсь я. – Взять с Макса письменную расписку?
– Послезавтра КВН. А потом все собираются отмечать за городом. Там будет много кого, в том числе и почти весь наш студсовет. Хотя, наверное, ты и так должна быть в курсе. Максик не любитель пропускать тусовки, а значит, он… точнее, вы приедете. Да?
Взгляд Инги бегает по моему лицу, которое я пытаюсь держать, как могу.
– Планировали, – отвечаю, облизнув вдруг высохшие губы.
– Отлично. Вот и посмотрим, чмошная ты врушка или нет. И кстати, оденься поприличнее. – Майер резко дергает меня за рюшку кардигана, и я вздрагиваю. – Не позорь мальчика.
Откинув ярко‑рыжие локоны за плечи и взяв под руку ухмыляющуюся подружку, Инга с гордо поднятой головой выходит из столовой. А я, не в силах больше стоять, плюхаюсь на стул. В ушах зашумело, а сердце забилось как сумасшедшее. Что я натворила? Я же влипла! Сама себя подставила! Может, догнать Ингу и сказать… А что ей сказать? Что я попалась на ее уловку и решила соврать? Тогда у нее будут все козыри и она может сгноить меня своими публичными издевками.
И Алекс… Что он может подумать, если услышит рассказы Инги про то, какая я лгунья, болтаю небылицы об отношениях с одним из самых популярных парней нашего универа? Алекс же точно решит, что я ненормальная! Сначала маячила перед ним, потом преследую другого… Боже мой…
А может, просто взять и заболеть? Притвориться простуженной и никуда не ехать? Прячу в ледяных ладонях свое пылающее лицо и кусаю до боли губы. Это какой‑то тупик. Что мне теперь делать?
