Мой сводный американец

А потом в голову приходит другая мысль. Что произойдет со мной, пока они будут в отъезде? Молча кладу себе на тарелку кусок пирога. Мне больше нечего сказать. Я не в восторге от услышанной новости. Потому что больше всего на свете не хочу оставаться один на один с мерзавцем. Я просто не готова к этому.

– И сколько? – внезапно раздается надломленный голос Томми, но он повторяет свой вопрос, прочистив горло. – Сколько будет длиться командировка?

– Около недели. Я постараюсь…

– Не переживай отец, – перебивает его братец, и я замечаю, как он с трудом подавляет дерзкую ухмылку. Только вот мне все же удается уловить ее шлейф на скулах парня. – Мы справимся. Скучно нам точно не будет.

Американец резко поворачивает голову в мою сторону и провокационно проводит кончиком языка по верхней губе.

Господи, снова этот наглый взгляд, от которого все нервные окончания буквально простреливает. Я уже предчувствую, что он мне и вздохнуть спокойно не даст. О скуке я точно могу забыть.

Если бы я только знала в тот вечер, чем закончатся эта неделя ада под одной крышей.

 

Глава 13

 

Томас

 

Остаток вечера я провел в компании идеальной семьи, ощущая во рту неприятную горечь. Мысль о том, что на их местах должны сейчас сидеть мы с мамой, никак не хотела покидать мою голову. На этот раз, отец, я докажу, что ты ошибся. Как и я однажды, приняв твой выбор, который оказался для меня роковым.

Снова перевожу взгляд на Ми и незаметно касаюсь рукой ее поясницы. За весь ужин единственное, что приносит мне удовольствие – следить, как от моего прикосновения учащается дыхание сестренки и как она не решается треснуть меня по руке, пусть и яростно этого желает. Но трусиха просто‑напросто боится привлечь внимание. Хотя с каких пор мне интересны подобные забавы? Нарочно перемещаю ладонь на талию и сильнее сжимаю ее, с наслаждением наблюдая, как пухлые губки раскрываются от недостатка кислорода. Скоро я полностью тебе его перекрою, малышка. Как только ты мне надоешь.

Не выдержав моего натиска, Мия вскакивает из‑за стола и пытается изобразить на лице улыбку, но та выходит какой‑то дрожащей.

– Милая? Все в порядке? – встревоженно интересуется ее мать.

– Да, – быстро кивая, она берет свою тарелку в руки, – просто совсем забыла о том, что сегодня должна закончить план экскурсии. Так что покину вас.

Не задерживаясь ни на секунду, она устремляется в сторону кухни. Что ж. Так даже лучше.

– Благодарю за ужин, Наталья Сергеевна. Пирог выше всяких похвал. – Следом за Мией поднимаюсь из‑за стола. – Не буду вам мешать.

– Что ты, Томми, ты не мешаешь…

– Все же я оставлю вас. Хочу отдохнуть после перелета.

Наталья посылает мне натянутую улыбку, явно находясь в замешательстве от моего резкого ответа.

Хватаю свои приборы и направляюсь в сторону кухни. Замираю на пороге, наблюдая, как Мия моет посуду. Шум воды не позволит девчонке заметить мое присутствие, поэтому я неспешно приближаюсь к ней со спины, а потом нарочно громко опускаю тарелку рядом с раковиной. Малышка и вздрогнуть не успевает, а я уже блокирую ее, расположив руки по обе стороны и уперев их в столешницу.

– Неделя, – хрипло шепчу ей на ухо. – Очень глупо со стороны твоей мамочки оставлять тебя без присмотра.

Прерывисто дыша, Мия не сразу находит силы ответить мне.

– Ты ничего мне не сделаешь! – напряжённо цедит она сквозь зубы.

– О, я сделаю очень многое, – предупреждаю с напускным предвкушением. – Тебе следует покрепче закрывать свою комнату на ночь.

– Прекрати, – отвечает она осипшим голосом и отчаянно пытается вырваться из моего захвата.

– Видишь ли, я не люблю, когда меня оставляют в дураках. Как думаешь, стоит преподать урок твоей лживой заднице? – с вызовом бросаю я и толкаю ее бедрами.

– Томми, – взвизгивает и тут же замолкает, когда я ладонью прикрываю ей рот.

Горячее дыхание касается моей кожи, мгновенно скручивая все нервные окончания.

– Ш‑ш‑ш, – выдыхаю, прислонившись губами к ее виску, а потом перемещая губы на мочку уха. Черт! Как же часто она дышит. При виде ее волнения у самого горло сдавливает, электрическими импульсами ударяя прямо в мозг. – Еще рано кричать…

– Томас! – врывается в мое затуманенное сознание голос отца.

Недовольно цокнув, я беззвучно посылаю его и отступаю от девчонки. Резко повернувшись, она впивается в меня пылающими опасной зеленью глазами. Ведьма. Только вот сейчас она настолько возмущена, что буквально задыхается.

– Мы не закончили, – заявляю я с самодовольной улыбкой, прежде чем отвернуться.

– Я тебя не боюсь, – вонзается мне в спину писклявый голос.

– Мне этого и не нужно, – дерзко ухмыляюсь и касаюсь языком уголка своего рта, так и не повернувшись в ее сторону. – Так даже интересней.

Скрываюсь из вида, но спину по‑прежнему покалывает от острого взгляда горящих малахитов.

Отца нахожу в коридоре. Заметив меня, он кивком указывает следовать за собой. О, да папочка занервничал.

Кажется, только слепой мог не заметить косые взгляды, которыми он одаривал меня на протяжении всего вечера.

Родитель устраивается за широким столом из красного дуба, рукой приглашая меня занять место напротив. Сосредоточенная напряженность и сплетенные в замок перед собой руки свидетельствуют о том, что он пытается успокоиться или хотя бы скрыть свое волнение.

– Томас, я не слеп и не глуп, – начинает он серьезным тоном. – Что ты сказал девочке?

– Девочке, – фыркаю себе под нос, падая на стул в противоположном конце стола.

– Прекрати немедленно! Я пригласил тебя в гости, чтобы все исправить и наладить общение. И я сделал это, невзирая на возможный риск. Слишком хорошо я тебя знаю, мой мальчик.

– Хорошо меня знаешь? – едва не прыскаю со смеху. – Серьезно?

– Томми, ты уже взрослый, и тоже мог бы приложить хоть немного усилий для нормализации наших отношений. – Отец с вызовом смотрит на меня, всем своим видом показывая, что отказа он не потерпит.

– Нормализации? – протягиваю я с сарказмом, позволяя нашим глазам встретиться в немой схватке.

– Томми, у тебя никакого уважения ко мне. Я твой отец, помнишь?

Я ужасно не хочу беседовать с ним на эту тему. Спустя восемь лет он вспомнил, что отец? Нет, мы, конечно, поддерживали связь, но я делал это только ради матери.