Моё сводное наваждение

А во вторник, после занятия по английскому языку, я набираюсь храбрости и звоню Ксении.

– Люба! – звонко отвечает она. – Я ждала твоего звонка!

– Привет, Ксюша, – смущаюсь я и быстро спрашиваю, чтобы не передумать: – Ты не занята? Хочешь сходить со мной в кафе? И возможно, прогуляться по магазинам?

– О, я с удовольствием!

Мы договариваемся встретиться в ЦУМе и прощаемся до встречи.

И просто потрясающе проводим время!

В кафе мы долго разговариваем, узнавая друг друга, шутим. Ксения очень легкая в общении, и ее легкость передается и мне. На этой волне я даже делюсь с ней своими переживаниями по поводу переезда к отцу, она в ответ делится своими. Складывается ощущение, что мы с ней знакомы не один день, а долгие годы. Наверное, так и бывает, когда встречаешь своего человека.

А затем мы отправляемся по магазинам.

Я наконец покупаю себе джинсы с дырками на коленях, ради чего и затеяла это мероприятие, которое обернулось таким чудесным образом.

Вот только… хорошее настроение немного омрачает разговор за ужином.

– Люба, – обращается ко мне папа, подкладывая себе в тарелку салат из руколы и креветок. – На днях я задумался вот о чем: тебе скоро исполнится восемнадцать, и ты сможешь получить водительские права. Своя машина – это очень удобно. Мирон не даст соврать. Ты хотела бы научиться водить, Люба?

– Наверное, – негромко отвечаю я.

Идея и правда хорошая, но вызывает опасения. Я – и за рулем машины? Наверняка это сложно!

– Я могу начать ее учить, – вдруг предлагает Мирон папе. – Как ты учил меня.

– О, дорогой, я не уверена… – начинает Галина, но папа ее перебивает:

– Отличная идея, Мирон! Что скажешь, Люба?

Я смотрю на Мирона, который, сделав дело, скучающе ковыряется вилкой в салате, и не понимаю его поступка. Казалось, он прислушался к моим словам, и мы с ним держали дистанцию.

Ну и зачем он это предложил?

Перевожу взгляд на папу, его глаза азартно блестят, он хочет, чтобы я согласилась.

И я, разумеется, соглашаюсь:

– Хорошо, спасибо.

После той памятной воскресной вечеринки я ужасно стыдилась своей несдержанной ярости, очень переживала, что Мирон расскажет нашим родителям, что я сорвалась и накричала на него. Но все обошлось, а я пообещала себе, что впредь постараюсь не допускать новых поводов кого‑либо расстроить.

– Первый урок завтра днем, – сообщает Мирон и поднимается. – Спасибо за ужин, буду у себя в комнате.

Вскоре и все остальные заканчивают с ужином, и мы с Никитой отправляемся смотреть мультфильм. Все это время я думаю о Мироне, пытаюсь понять причины, побудившие его сделать такое странное предложение. Но добиваюсь лишь того, что заранее начинаю переживать и тревожиться.

Нет, что же он все‑таки задумал?

Этот вопрос мучает меня и перед сном, не дает уснуть. Я еще долго верчусь из стороны в сторону, пока наконец не засыпаю.

Поутру я вспоминаю, что сегодня у меня по плану занятие по фортепиано, которое проходит вечером, так как Школа искусств, та самая, в которую поступила Ксения, проводит внеклассные уроки исключительно по вечерам.

И я вдруг думаю, что тоже могла бы туда поступить, если бы не мамина прихоть дать мне бизнес‑образование, которое обеспечит мне безбедное существование. С удовольствием стала бы эстрадной певицей, будь эта профессия надежной, а я – посмелее и поувереннее в себе.

А затем я снова возвращаюсь к мыслям о Мироне…

Собираясь на завтрак, я трусливо надеюсь, что он отменит урок по вождению. Или вовсе о нем забудет. Передумает. Решит не тратить на меня свое время.

Но Мирон, явившись под самый конец, сухо назначает время занятия, выпивает кофе и уходит.

А когда оно настает, он входит в гостиную, где я, жутко волнуясь, его ожидаю.

Мы не оставались с ним наедине с моего позорного воскресенья, и мое сердце начинает набирать обороты. Щеки и шея горят от его пристально‑насмешливого взгляда. Ладони потеют. Интересно, он когда‑нибудь перестанет так на меня действовать?

Сегодня на нем толстовка и черные джинсы, на голове, как всегда, беспорядок. Но что‑то в нем, на мой взгляд, неуловимо изменилось. Из его глаз словно исчезло недоверие.

Но с чего вдруг?..

– Тебе очень идет синий цвет, фенек, – кивает он на мою новенькую футболку с забавным рисунком ярко‑оранжевого солнца. – Как, впрочем, весь этот бунтарский образ.

Да, на мне те самые джинсы, а волосы я собрала в небрежный высокий пучок. Кажется, я вовсе не старалась специально впечатлить его своим новым внешним видом, но подсознательно, наверное, надеялась на это. И теперь не могу понять, говорит он искренне или в очередной раз издевается.

Ответить я не успеваю, потому что в гостиную в сопровождении горничной входит… та, кого я вообще не ожидаю сегодня увидеть.

О ужас.

Я подскакиваю с дивана и еле выдавливаю из себя:

– Бабушка?

Она молча осматривает меня с головы до ног и слегка морщит нос:

– Что с тобой сотворили за эти несколько дней, Люба? Разве в этом доме не принято выглядеть прилично? – А затем она переводит взгляд на Мирона и так же цепко оглядывает его: – Пожалуй, мне все ясно. Ты, должно быть, Мирон, сын жены Андрея. И этой дамочке, по всей видимости, плевать, как выглядят ее дети.

Бабушка снова брезгливо морщится и с уверенностью, не свойственной гостям, проходит к одному из кресел, чтобы усесться в него с прямой спиной.

– Дорогая, присаживайся напротив, – обращается она ко мне. – Я уже распорядилась насчет чая.

У меня глаза готовы вылезти из орбит, но я смотрю в пол и послушно иду к другому креслу. По пути вспоминаю про Мирона и бросаю на него короткий взгляд. Он с недоумением смотрит на мою невозмутимо‑наглую родственницу.

Всему виной аристократические корни, которыми мои бабушка и мама очень гордятся. Все, что осталось у них от благородных предков.

Но кто бы мог подумать, что визит бабушки «спасет» меня от двух часов в обществе Мирона.

– Люблю чай, – вдруг улыбается Мирон и проходит к дивану. – И буду рад составить вам компанию.

– Что вы, молодой человек, это совсем не обязательно, – немного раздраженно замечает бабушка.