Моё сводное наваждение

Вскоре в зал подтягиваются остальные завсегдатаи, и мы с Саввой сворачиваем разговор в сторону других, привычных здесь тем. Рядом вновь оказывается Маринка, а Кристи, её лучшая подружка, бросает на меня призывные взгляды. Они вообще любительницы посоревноваться за внимание парней. Как, впрочем, и остальные девочки в нашей компании. И хрен знает что ими движет. Желание заполучить статус девушки крутого парня? Или привязать к себе с перспективой на будущее? А может просто сходят с ума от скуки, за неимением более интересных занятий.

Вон, учили бы иностранные языки или занимались бы балетом, как некоторые вездесущие пианистки. И как у неё времени на всё хватает? Получается, совсем не развлекается, не общается с друзьями? Есть ли вообще у неё друзья? Или все эти многочисленные занятия лишь прикрытие, чтобы тянуть деньги с Андрея, как думает моя мать?

– Слушай, Марин, как называются маленькие, комнатные лисы, не знаешь?

– Эм… Тебе зачем?

– Неважно. Забудь.

– Фенеки, Мир, – подмигнув, подсказывает Савва и начинает ржать.

– Вы о чём, мальчики? – глупо улыбается Марина, хлопая своими наращёнными ресницами.

Моя сестричка‑фенек даже косметикой не пользуется, не то, чтобы что‑то себе нарастить… И при этом, должен признать, у неё вполне милая внешность. Не притворялась бы такой зажатой и скромной, утёрла бы нос, что Маринке, что Кристи с её густыми и блестящими блондинистыми волосами. И опять – к чему бы мне об этом думать? По сути, мне было бы на неё плевать, вот только мать бесится, что она теперь живёт с нами и естественно хочет, чтобы я поддержал её чувства. Был на её стороне, как всегда там бываю. И я буду, чтобы позаботиться о брате и Андрее. Последний ввиду своих родительских чувств не сможет быть полностью объективным, чтобы понять, что его дурят. Меня же нашему фенеку не обмануть.

– Забей, Марин, – бросаю я и поднимаюсь: – Я домой. До встречи.

***

Я бы удивился, не застав мать в своей комнате, учитывая то, что она весь день названивала мне на телефон.

Она беспокойно расхаживает у окна из стороны в сторону, но замирает и упирает руки в бока, стоит мне хлопнуть позади своей спины дверью.

– Ну? – требует она. – Теперь ты понимаешь, чем нам грозит переезд этой нахлебницы?

– Неужели, перестанем кушать за ужином всевозможные сорта сыра? – притворно пугаюсь я, бросая ключи от машины на тумбочку. – Или придётся пить вино на сто долларов дешевле? Мама, не пугай меня так, пожалуйста.

– Перстень паясничать! – чуть ли не визжит она, а затем в миг успокаивается и говорит уже тише, тем тоном, каким обычно продавливает меня: – Мирон, наличие этой девчонки рядом в первую очередь ставит под угрозу твоё собственное будущее. Как думаешь, кого Андрей предпочтёт поставить во главе своей фирмы: тебя, не родного сына, или мужа родной дочери, которого она через пару лет обязательно притащит в наш дом?! А если на неё никто не поведётся, что больше похоже на правду, не вздумает ли он отдать это выгодное местечко ей самой? Боже упаси! Но у неё же будет образование не хуже, чем у тебя!

– Спасибо, что запомнила, – хмыкаю я и падаю на кровать, закладывая руки за голову. – А ты случайно, не допускала мысль, что я могу и сам всего добиться?

– Что за глупости? – фыркает она. – Тебе не за чем ломать над этим голову! Вспомни своего отца. Ты же не хочешь закончить, как он? Не хочешь же оказаться на улице? Жить в нищете? Чего‑то добиваются только те, у кого уже что‑то есть!

– Ага, – не хотя соглашаюсь я, вспоминая Савву. Смог бы он открыть свою фирму без финансовой помощи отца? Вряд ли.

– Нам нужно от неё избавиться! Достаточно было того, что её мать, как комар, присосалась к кошельку Андрея. А теперь сама эта пигалица явилась к нам под нос, чтобы тянуть из него деньги уже напрямую. И, смотри‑ка, строит из себя невинную овечку. Именно такие и обчищают тебя незаметно до нитки. Маленькая, лживая стерва.

– И что ты предлагаешь? – без особого интереса спрашиваю я.

– Её необходимо очернить в глазах Андрея. Показать, что ей нельзя доверять. Что родство с ней портит его репутацию в глазах друзей нашей семьи. И я уверена, что ты справишься с этой задачей. Верно, мой мальчик?

– Подставы? – ухмыляюсь я, даже не удивляясь кровожадности матери.

– Именно, – серьёзно кивает она. – Сделай её жизнь в этом доме невыносимой. Тогда, если Андрей не сообразит выгнать её из дома, она сбежит сама, позволив нам всем дышать полной грудью.

– Я тебя услышал, мам.

– Замечательно, – улыбается она и направляется к двери. – Я очень на тебя надеюсь, Мирон.

– Ага.

Я закрываю глаза и устало провожу ладонью по лицу. Неужели мы с матерью оба пришли к выводу, что девчонка кривит душой? Или я так решил, потому что мама и до сегодняшнего дня капала мне на мозги о том, что семейка фенека все как одна – лживые содержанки? Словно, она сама не такая…

Вспоминаю лицо малявки, её большие круглые глаза. Что‑то в них таилось. Понять бы – что.

Сморю на время: одиннадцатый час.

Проверим, во сколько ты ложишься спать в субботний вечер, фенек?

Её спальня на втором этаже, потому мне приходится спуститься со своего третьего. Дверь я открываю, не затрудняя себя постучать и даже не задумываясь, что может быть заперто. Я у себя дома. А она? Пожалуй, нет. Она гостья, как правильно заметила за обедом мать. Что бы не думал по этому поводу её отец, впрочем, как и она сама.

Спальня пуста, зато из ванной комнаты раздаётся шум воды. Я хмыкаю и прохожу к её кровати, подхватываю с тумбочки телефон. Не запаролен – как недальновидно. Журнал звонков кишит входящими вызовами исключительно с номера её мамы. Ни одного имени вроде "Машеньки" или "Коленьки". Не палится? Удаляет сразу, потому и телефон без пароля‑блокировки?

И тут моё внимание привлекают разноплановые листы бумаг, лежащие на покрывале аккуратной стопкой. Выхватываю один, нарушая прилежный порядок и усмехаюсь. Стихи. Одна строчка написана аккуратным выверенным почерком, у другой – буквы разной вылечены и под каким‑то наклоном, словно тот, кто их писал куда‑то спешил. Боялась упустить мысль?

Но кто бы мог подумать, да? Ещё и поэтесса… Что же она не похвасталась ещё одним своим талантом за обедом?

Шум воды за дверью затихает, и я, отбросив лист, сажусь на кровать. Интересно, она выскочит из ванной обнажённой? Вот весело‑то будет. Завизжит? Рассердится? Или позволит хорошенько её рассмотреть? А может, поддерживая свою роль серой мышки, засмущается и спрячется обратно за дверь?

Когда она выходит завёрнутая с головы до ног в шёлковый пижамный костюм ядовито‑розового цвета, я чувствую некоторую досаду и не сразу замечаю, как она замерла на месте столбиком. Жесть, как скучно.

– Значит, ты у нас скромница?

 

Глава 4. Любовь