Моё сводное наваждение

Я, наверное, еще целую минуту стою на месте после того, как за ним тихо хлопает дверь. Интересно, она запирается? Я же могу ее запирать? Потому что мне… мне не нравится, что он вот так взял и вошел. Сидел тут, пока я была в ванной! Это неправильно, верно?

И о какой дружбе может идти речь?

Он же меня ненавидит!

В глаза бросается беспорядок на кровати, и я пугаюсь по‑настоящему. Подскакиваю к ней и понимаю: он видел! Видел мои стихи, возможно, успел прочесть! Бросаюсь к двери и со вздохом облегчения поворачиваю дверной замок.

Я никогда раньше не запирала дверь в свою комнату – мама говорила, что это бессмысленно, если мне нечего скрывать. Теперь же мамы рядом нет. Зато есть нахальные парни, которые не уважают чужое личное пространство.

 

Глава 5

Любовь

 

– Ты так рано встаешь, Любочка? – вместо приветствия удивляется Галина, когда я вхожу в столовую на завтрак. – Не предполагала. Думала, ты, как и Мирон, предпочитаешь спать до обеда.

Я внутренне вздрагиваю от звука его имени, но в то же время чувствую облегчение, узнав, что его не будет за завтраком. Я еле заставила себя покинуть безопасное пространство своей кровати, чтобы прийти сюда. Едва уснула вчера после нашего странного разговора. Точнее, после его непонятных обвинений и предостережений.

Я мысленно отмечаю, что строго посещать все приемы пищи необязательно. Как же все‑таки иногда приятно отличается жизнь в этом доме от жизни в нашем с мамой. За исключением некоторых моментов.

– Всем доброе утро, – тихо, но вежливо произношу я, занимая свое место. – Да, я привыкла просыпаться рано.

– И что же послужило причиной этой привычки? – без интереса спрашивает Галина.

– Мама настаивает на том, что завтрак – самый главный прием пищи за весь день.

– И она права, – опережает фырканье Галины папа. – Во сколько у тебя начинается урок балета, Люба?

– В три часа.

– Пожалуй, я успею отвезти тебя сам, а забрать может Игорь. Галь, у тебя ведь нет на него планов?

– Нет‑нет, – мило улыбается она. – А во сколько ты заканчиваешь, Любочка? Может, ты планируешь после занятия остаться в городе?

– Не планирую. Урок заканчивается в четыре тридцать.

– Телефон с собой? – спрашивает меня папа. – Запиши номер Игоря.

Я добавляю номер в телефонную книгу, и мы все приступаем к еде.

После завтрака Никита уговаривает меня поплавать в бассейне, мы с ним отлично проводим время, но я переживаю, что вот‑вот появится Мирон и испортит нам все веселье. Грубым замечанием ли, новыми угрозами или просто своим присутствием.

А затем папа предлагает мне пообедать раньше остальных, чтобы успеть в город к нужному времени. Я с удовольствием соглашаюсь и иду в свою комнату собираться.

Мне нравится наше с папой непринужденное молчание во время обеда, нравится разговаривать с ним о Никите, я чувствую, как сильно он любит своего сына, и радуюсь за брата. Мне немного жаль, что я сама была лишена подобного, но во мне теплится надежда, что теперь и мне достанется немного заботы и тепла от отца.

Когда мы садимся в машину и выезжаем за ворота, папа рассказывает мне, как познакомился со своим другом, на встречу с которым он едет. В какую курьезную ситуацию они тогда попали.

Я искренне смеюсь над тем, что папа по ошибке принял своего друга за преподавателя информатики, на пары которого не ходил полгода, и в знак извинений и, конечно же, в надежде на хорошую оценку пытался всучить ему бутылку хорошего коньяка. Олег ее забрал, пообещав отцу поставить «зачет», а затем папу прогнал из аудитории настоящий преподаватель.

С тех пор они крепко дружат.

Я одно время считала, что у нас с Мартой тоже дружба на долгие годы, но случилось то, что случилось. И я вдруг чувствую сожаление от того, что теперь, когда мамы рядом нет, мы могли бы снова общаться, но моя подруга детства так же далеко, как и та, которая положила конец нашим дружеским отношениям.

Папа замечает мою нечаянную грусть и интересуется:

– Все в порядке?

Я беру себя в руки и улыбаюсь:

– Да. Кстати, необязательно довозить меня до парковки, я могу выйти у дороги.

– Мне не сложно, Люба.

Папа сворачивает с дороги, заезжает на парковку и останавливает машину, с улыбкой поворачивается ко мне:

– Легкого тебе урока, увидимся вечером.

– Спасибо, и пока, – улыбаюсь я и выхожу из машины.

Я провожаю взглядом машину папы и иду в зал.

Все проходит как обычно. Преподаватель, строгий, статный пожилой мужчина, когда‑то работавший в популярной в прошлом труппе, как всегда, в не самом хорошем расположении духа. Меня он откровенно терпит, других иногда подбадривает или ругает, самым старательным достаются сухие комплименты. Меня бы он тоже ругал, но однажды понял, что это бессмысленно. Я не люблю балет. Считаю, что Руслан Борисович с удовольствием уже давно указал бы мне на выход, но с ним поговорила моя мама. Да и те деньги, которые он берет за уроки, тоже играют свою роль и лишними никогда не бывают.

Сегодня его любимицей неожиданно становится относительно новенькая девушка в нашей группе.

Вот в ком заметен огонь. Любовь к танцу. Любому, даже к балету.

Я с первого урока обратила на нее внимание. Она ничем не выделялась поначалу. Была робкой и скромной не меньше меня, но когда зазвучала музыка… Я словно увидела перед собой другого человека. Наверное, так и происходит, когда любишь что‑то всем сердцем: ты раскрываешься, как бутон розы в саду поутру. У нее плохо поставлена стопа, руки не всегда держат необходимое напряжение, ей нужно учиться даже больше, чем мне, но страсть к танцу затмевает все ее технические погрешности.

Вот бы и мне так же любить балет, чтобы не расстраивать своими «успехами» маму и бабушку.

После раздевалки я выхожу на улицу и только тогда набираю номер водителя – подышу воздухом на лавочке рядом, пока его жду.

– Алло?

– Здравствуйте! Это Любовь, дочка Андрея Викторовича. Папа сказал, вас предупредили о том, что меня нужно будет забрать из города. Я как раз освободилась.

– Эм… Галина Федоровна решила съездить в ЦУМ и сообщила мне, что вы вернетесь домой на такси. Это не так?

– Решила… О… Да, все верно. Такси. Вылетело из головы. Простите.