Моё сводное наваждение
Я скидываю звонок и с назревающей паникой оглядываюсь по сторонам. Закусываю нижнюю губу от волнения. У меня нет денег ни на такси, ни на автобус. Карта отца так и лежит под одеждой в комоде.
Что… что мне делать? Идти пешком?
– Прости, – раздается голос за моей спиной, и, обернувшись, я вижу новенькую. – Ты выглядишь взволнованной. Возможно, я лезу не в свое дело, но… У тебя что‑то случилось?
– Эм… Ничего такого, – пытаюсь я улыбнуться и успокоиться заодно. – Спасибо, что спросила.
– Тебя зовут Люба, верно? – протягивает она мне руку. – Я Ксения.
– Знаю, – все еще немного взволнованно выдыхаю я, пожимая ее ладонь. – Все три комплимента преподавателя начинались с твоего имени.
– Да… Сегодня он был очень щедр на похвалу, – смеется она.
Я тоже смеюсь, и волнение постепенно отступает.
Мы продолжаем обсуждать сегодняшний урок, словно знаем друг друга много лет. Ксения очень легка в общении. Вот бы и мне такой быть. Из разговора я узнаю, что она поступила в Высшую школу искусств[1] на специальность «хореография», а на уроки балета пошла по собственной инициативе, потому как захотела получить классическую базу. Чтобы потом легче было учиться.
– Могу я задать тебе еще один вопрос из серии «не моего ума дело»?
– Конечно, – улыбаюсь я.
– Я заметила, что ты не очень любишь балет. Зачем он тебе?
Наверное, все те, с кем я вместе занимаюсь, недоумевают по этому поводу… И я решаю быть с Ксенией откровенной. Ведь никто, кроме нее, не интересовался тем, что мной движет. А точнее, кто.
– Дело в моей маме. Она убеждена, что я должна заниматься балетом.
– О, как я тебя понимаю, – кивает Ксения. – Мой папа тоже был уверен в том, чем я должна заниматься. А ты… ты пробовала разговаривать со своей мамой? Объяснить ей, что это не твое, если это так?
– Тут все сложно, – со смешком выдыхаю я. – Моя мама… Она знает, как для меня лучше.
– Многие родители думают так же. Я и сама долгое время так думала. А затем познакомилась кое с кем…
Тут мы обе отвлекаемся на звук свистящих по асфальту шин: на парковку на бешеной скорости заворачивает темно‑синее авто и легко замирает недалеко от нас с Ксенией. За рулем я вижу… Мирона!
Пульс моментально ускоряется, сердце грохочет, а в ушах начинает звенеть. Я опять словно вмиг заболела. Но… Что он тут делает?!
– Это за тобой? – доносится до меня веселый голос Ксении.
– Не уверена… Возможно… – лепечу я.
– Забавно. Слушай, может, встретимся на неделе? Познакомимся поближе?
Одно удивление сменяется другим, и я перевожу недоуменный взгляд на девушку. Она правда хочет со мной подружиться?
По ее искрящимся искренним интересом глазам понимаю: правда.
– С удовольствием, – выдыхаю я.
А затем вздрагиваю от голоса Мирона:
– Мне тебя еще долго ждать, сестренка?
Сколько пренебрежения и издевки в его голосе… Но получается, что он действительно приехал за мной.
– Диктуй свой номер, я тебе позвоню, – достает свой телефон Ксения.
Я быстро называю цифры, а затем, махнув ей на прощание, иду к машине. Но садиться не спешу, жду, пока Мирон опустит стекло со стороны пассажирской дверцы, и задаю наверняка глупый вопрос:
– Ты приехал, чтобы отвезти меня домой?
– А на что это еще похоже? – недовольно интересуется он. – На то, что у меня есть знакомые среди будущих балерин?
– Но… как ты узнал?
– Садись уже, – бросает он вместо ответа.
Идти домой пешком казалось не таким опасным, как сесть в его машину. Но я пересиливаю себя и, открыв дверцу, опускаюсь в удобное кресло. И не успеваю я взяться за застежку ремня безопасности, как машина, взревев, срывается с места.
Кажется, я охаю от испуга, а со стороны водителя слышится усмешка.
Я все же умудряюсь пристегнуться и дрожащими пальцами сжимаю ручку своей спортивной сумки – тоже розового цвета. На мне еще и сарафан с бледно‑розовыми цветами. И вдруг я с тревогой задумываюсь: Мирон может подумать, что это мой любимый цвет. Вчера пижама, сегодня – вот…
Впрочем, едва ли он обратил на это внимание, верно?
Но через долгих пятнадцать минут, когда мы выезжаем на главную дорогу, я понимаю: обратил. Мирон поворачивается в мою сторону и высокомерно осматривает меня.
– Хотел сказать еще вчера: тебе не идет розовый.
Он вновь смотрит на дорогу впереди, а я чувствую нестерпимо горящие щеки.
Разве вежливо так говорить? Его совсем не воспитывали? Ладно его мама, но он же много лет живет с моим отцом! Неужели не мог взять пример с него?
– А тебе – хамить, – обиженно произношу я.
– Что? – усмехается он, не поворачиваясь.
– Ничего, – отворачиваюсь я к окну.
Волнение вновь нарастает. Я уже жалею о своих словах – я никогда не умела отстаивать свое мнение. Я боюсь, что Мирон еще сильнее меня обидит сейчас, когда я не способна постоять за себя. А плакать при нем, если дело дойдет именно до этого, не хочется совсем.
– Подожди. Ты назвала меня хамом? – насмешливо спрашивает Мирон. – Хочешь дальше идти пешком? Что за недальновидность, фенек?
– Я… я не просила меня подвозить.
– Даже так? – недобро сужает он глаза. А в следующее мгновение резко перестраивается к обочине и останавливает машину. – Раз ты у нас такая гордая – иди пешком.
Никакая я не гордая…
Мне вновь становится страшно. Я перевожу взгляд с Мирона на ленту трассы, лес и поля по обеим сторонам от нее и, прерывисто вздохнув, отстегиваю ремень безопасности.
– Сиди на месте, чокнутая, – фыркает Мирон под звук заведенного вновь мотора. – Реально собралась идти пешком? Совсем мозгов нет.
[1] Авторское допущение.
