Моё-твоё сердце

– Приходи ко мне. – Весело предложила Хейли так, словно это самая обычная вещь на свете.

Для неё, может, так и было, но не для меня. Я ещё ни разу не была в гостях, и никто не заглядывал в гости к нам.

– Прости, но моя мама не разрешает мне выходить из дома, когда её нет.

– Она оставляет тебя совсем одну?

А так не должно быть? Её изумление пошатнуло какой‑то мой внутренний уклад. Мне казалось, что все мамы так делают, если им приходится работать на двух работах, разве нет?

– Но так нельзя! – Голосом маленькой воспитательницы воскликнула Хейли. – Тебе ведь всего семь! Как и мне. Моя мама говорит, что мы с Диланом ещё слишком маленькие, чтобы оставаться без присмотра.

– Так вы с братом сейчас не одни?

– Нет. Наша няня Симона присматривает за нами, пока родители не вернутся с работы. Но она скучная. Почти всё время смотрит свои сериалы по телеку и не может вспомнить, куда засунула свои очки, так что совсем не помнит школьную программу. И мне приходится делать уроки одной.

Хейли оказалась такой болтушкой, но я ловила каждое её слово, как баскетбольное кольцо – мяч. Было что‑то волшебное в том, что она разговаривала со мной, как с одной из своих школьных подруг. Я представляла её этакой злой ведьмой в миниатюре, которая задирает нос и обещает всех превратить в ледышки, но она оказалась такой… простой. Доброй и естественной. Лёгкой. Да, да, именно лёгкой. Как пёрышко, что ты сдуваешь, а оно взлетает ввысь и снова фланирует в руки.

– Если тебе нельзя к нам, давай я приду. – Не унималась Хейли, а я всё больше и больше чувствовала себя глупо.

– Вообще‑то… мама не разрешает приводить гостей.

Зря я это сказала. Серые и без того большущие глаза Хейли выпучились. Буквально надулись, как рыба фугу. Мячики с эмблемой младшей школы Форрест, которые подкачивал наш физрук перед каждым занятием.

– К вам никто не приходит?!

– Не обижайся. Просто у мамы такое правило.

– Моя мама тоже любит правила. Например, мне нельзя идти играть, пока я не доделаю уроки. – Театрально закатила глаза Хейли. – Но даже она любит, если ко мне приходят друзья. Она не против гостей.

– Ну… у нас не бывает гостей.

А у меня не было друзей. Но распухшему от стыда языку сказать ещё и это уже просто не хватило сил. Я уж решила, что наша с Хейли дружба закончится ровно в том же месте, где и началась. Самая короткая дружба на свете. Но для Хейли не существовало преград. А если они грибами и вырастали на пути, то она с резвостью прыгуна с шестом перемахивала через них.

– Ну и ладно. – Она махнула рукой и забралась на подоконник вместе с книжкой по математике за второй класс. – Если тебе нельзя ко мне, а мне нельзя к тебе, то мы можем просто заняться уроками здесь.

Вот так просто Хейли Морган нашла лазейку в правилах и обустроила нам учебное место как раз на стыке юрисдикций наших мам. Мы сидели на подоконниках двух таких разных комнат, двух таких разных миров, и помогали друг другу. Между нашими окнами вырос незримый мост, как и между нашими жизнями – перекидывай ногу и иди.

Тот день стал для меня началом чего‑то нового, необычного, почти сказочного. У меня появилась подруга! Благодаря Хейли все мои слоны сложились, а её сочинение из четырёх абзацев закончилось логической точкой. Закончив с уроками, мы болтали обо всём на свете. Вернее, больше болтала Хейли, я же позволяла ей болтать и наслаждалась звучанием нового голоса в своей комнате.

Мы были такими разными, но такими похожими. Как две снежинки в ледяном январе. Сотканы из одной материи, но в разных формах. Мы спорили, кто из «Мадагаскара» круче, Алекс или Марти. Обсуждали учителей, посмеивались над мистером Крю и предвкушали праздник на Хэллоуин, который через две недели готовили в актовом зале. Но крепче всего нас связала любовь к книгам. Хейли спрашивала меня о каких‑то неизвестных мне героинях и, заметив моё замешательство, тут же спрыгнула с подоконника, сбегала к стеллажу и вернулась с одной из подопечных своей бесконечной коллекции.

– Вот. – Протянула она одну из самых красочных и красивых книг, которые я только держала в руках. – Эта моя любимая. Отдашь, как прочитаешь.

Уже вечером, когда родители Хейли вернулись домой, и она полная счастья убежала встречать их, я закрыла окно и улеглась на свою кровать с книгой. Со мной никто не делился чем‑то своим. Пару раз Молли Сайлос протягивала свои казённые фломастеры, чтобы разукрасить фигуры, как велел мистер Хикс. Ну и Брук, та противная подружка Хейли, что строит из себя королеву, швырнула мне бублик в столовой со словами:

– Да он вчерашний. Я такое не ем! Но наша мамонтиха всё равно его съест, правда?

Но Брук ошибалась. Я выбросила бублик, хоть и обожала их не меньше пончиков из «Бон‑Бон», пусть они и были столовскими.

Но эта книга… настоящий подарок. Не одолженный фломастер или обветренный бублик! Едва Хейли исчезла с подоконника, я кинулась читать книгу, но пока даже не решилась открыть её, поглаживая выпуклые блестящие буквы на обложке. Хотелось оттянуть момент – чем раньше я начну читать, тем скорее закончу и распрощаюсь с книгой.

Пока я барахталась в своих грёзах, даже не услышала, как в половине седьмого входная дверь внизу хлопнула и мама позвала меня. Через несколько минут она почти вломилась в мою комнату, вся какая‑то запыханная и взъерошенная, как воробей после дождевых ванн. Её привычное состояние. Комнату тут же заволокло запахом пиццы. Колбаса, плавленый сыр и вяленые помидоры.

– Фух, Тедди, ты что, не слышала меня? Я звала тебя несколько раз. Ты меня напугала!

– Прости, мам. Я просто задумалась.

Она тут же оттаяла, присела в моих ногах, и комната утонула в запахе пиццы.

– Что это у тебя? – Она с интересом взяла из моих рук книгу Хейли. – Не помню, чтобы у тебя такая была.

– А у меня и не было. Это Хейли мне дала.

– Хейли?

Глаза стрельнули в меня свинцом.

– Девочка из окна.

– Я знаю, кто такая Хейли, но… я ведь просила тебя не общаться с ней.

– Это вышло случайно, мамочка. – Затараторила я в оправдание, лишь бы не огорчать маму. – Она помогла мне с математикой, ты же знаешь, как я её ненавижу… А потом мы разговорились и…

– Теодора.

Полное имя – синоним ругательству. Если мама называла меня «Теодора» – жди беды. Это ненавистное, необычное имя досталось мне от бабушки, которая отдала маме этот дом и которую я никогда не знала. Хорошо хоть придумали сокращать его до Тедди, а то не знаю, как бы я вообще прожила в младшей школе с этими пухлыми щеками, неуклюжестью и именем Теодора. Звучало в нашем доме оно редко, но, что говорится, метко. Когда я разбила фарфоровую статуэтку, что досталась маме в наследство от её покойной мамы. Когда я притащила домой ежа, которого нашла за мусорными баками мистера Найта. Когда упала с дерева и разодрала единственную приличную школьную юбку. И вот теперь… когда впервые с кем‑то подружилась.