Муж в черном скафандре. Три года жизни с абьюзером

В первый раз я вытаскивала его в его же квартире, ночевала там. Сначала пришлось долго ловить его по улице и уговаривать на лечение, потому что к приезду врача Гена уже пошёл по дворам искать водку. Я сильно плакала, потому что не знала, что делать. Хорошо, что мне помогала его квартирантка – оказалось, что девочка знает, где его искать. Тоже повод для раздумий. Уговорить вернуться удалось только одним способом: пообещать, что дома нальем. Тогда мы все‑таки поставили ему капельницу, с горем пополам. И тут выяснилось ещё одно чудесное обстоятельство – на него не действуют снотворные!

 

Это был кошмар. Вместо того, чтобы спать, он постоянно бегал в туалет и курить, игнорируя запрет врача на сигареты. А никотин снижает действие лекарств.

 

Кое‑как мы переночевали – рыцарь на обмоченном диване, а я рядом на кресле, свернувшись в клубок и постоянно подскакивая. На следующий день он вроде начал выкарабкиваться, и я уехала на работу. Факт состоит в том, что у него начались последствия – отказал язык и он еле‑еле говорил. Пришлось вызвать скорую и врать врачам, что трепануло давление.

 

Мне было жутко стыдно, ведь даже не медику было совершенно понятно, в чем дело, хотя перегара уже не было – капельница все вымыла. То ли меня доктор пожалел, то ли его, но он все понял, а написал про давление. Потом ещё были нервы в больнице – возьмут или выгонят (на работе обязательно нужен больничный, он ведь не мог выйти на службу). К счастью, его положили, и я наконец вздохнула с облегчением – человек под присмотром врачей. А я больше не хочу его видеть, я чувствовала себя преданной.

 

Конечно, долго он не пролежал, сбежал из больницы. Он был слишком бурным для больницы, не мог долго выносить тишину палаты. Сначала мучился чувством вины, встречал меня по дороге с работы – я ведь мимо этой больницы ходила. Просил прощения, обещал… Простила… Потому что любила. Потому что обещал. И ведь ребенок, его же надо растить, как я одна… А потом снова понеслось – оскорбления и унижения между нежностью и заботой…

 

Мы расписались

 

В июле мы расписались. Куда деваться‑то уже было? Беременность 5 месяцев, я уже ощущаю необходимость помощи и поддержки. Все‑таки между приступами злобы он это умел.

 

Я долго думала – что мне делать. С одной стороны, я ведь продолжала его любить, и когда он был в настроении – все было почти хорошо. Да, я уже разглядела завидную регулярность в этих приступах ярости, которые постепенно становились все чаще. И у меня стали появляться подозрения о каком‑то психическом диагнозе. Раньше безумная любовь длилась дольше, чем ссоры, потом стало наоборот. 2–3 дня счастья, затем несколько дней собирались тучи – Гена терял настроение, становился все мрачнее, и я физически ощущала, как назревает извержение вулкана. Неделя на изрыгание черной лавы, и все проходило, он снова становился любящим и добрым.

 

Я много уже книг прочитала по психологии, и постоянно пыталась что‑то сделать, как‑то предотвратить проблему в зародыше, успокоить, сгладить углы или хотя бы уменьшить силу взрыва. Я применяла самые разные методы: от разговоров, поисков логических аргументов, встречных атак, угроз и шантажа – до полной покорности, чтобы только смягчить эту злобу, уменьшить ее. Но ни один способ не сработал, не смог остановить этот вулкан! НИ ОДИН! Ну как??? Ведь к любому человеку можно найти подход, можно хотя бы узнать, что он хочет. Но только не в этом случае. Он был полностью на своей волне, непробиваем как скала. Он не слышал никого.

 

Знаки

 

К тому времени я уже стала посещать церковь. Мама за несколько лет до смерти обратилась к Богу, приучила папу, и вот мое время тоже настало. Мне нужна была хоть какая‑то опора. И перед тем, как расписаться, я подошла к иконам и попросила: «Господи, если мне не надо выходить за него, то пусть что‑то нам помешает!»

 

Той же зимой папа как раз ездил в Москву, к поясу Пресвятой Богородицы, и привез мне оттуда освященную иконку. Я помолилась, произнесла эту просьбу, отвернулась, чтобы отойти от икон. Вдруг слышу сзади – легкий стук. Я повернулась с замиранием сердца… Так и есть: упала лицом вниз именно эта освященная на поясе иконка Девы Марии… Я ничего не трясла, полку не трогала, и никогда иконы не падали сами по себе. По моей спине пробежал холодок. Почему именно сейчас??? Раньше я никогда не верила в подобные рассказы. И вдруг это случилось со мной.

 

Церковь стала еще одним яблоком раздора. Как, впрочем, и любое мое занятие. Его просто выводила из себя моя потребность постоять дома перед иконами, сходить в храм в воскресенье.

 

Однажды я услышала целую проповедь о том, что нельзя так притворяться, играть в набожность, ходить в церковь и грешить одновременно, в том числе изменять мужу. Я спросила, о ком он это говорит? Такие косвенные обвинения я слышала постоянно, а потом, после того, как я заплачу, он говорил: «Ну что ты на свой счёт принимаешь? Это я так, рассуждаю. В общем». Он не верил, что я отношусь к церкви максимально серьёзно, он вообще ни во что хорошее не верил. В плохое – да. Он его видел везде и во всем, придумывал, додумывал и всегда делал отрицательные выводы, никогда положительные.

 

– Гена, ты понимаешь, что нельзя во всем видеть только плохое? Ну события же можно объяснять по‑разному, почему ты видишь их только с негативной стороны? Зачем? Это причиняет боль, рушит отношения, и последствия тоже будут негативными. Не лучше ли учиться видеть хорошие стороны?

– Оптимисты – придурки. Розовые очки напялят и радуются всему, как юродивые. Я просто скептик и реалист! И хрен ты меня обведешь вокруг пальца!

 

Отец Марк