На роду написано
Чем что‑нибудь не знать и не уметь.
Эмма тайком смахнула слезинки, появившиеся в уголках её глаз. Муса, печально взглянув на неё, сказал:
– Теперь послушай на прощанье ещё один стих великого поэта и философа:
Когда уходите на пять минут,
Не забывайте оставлять тепло в ладонях,
В ладонях тех, которые вас ждут,
В ладонях тех, которые вас помнят.
Не забывайте заглянуть в глаза,
С улыбкой робкой и покорною надеждой.
Они в пути заменят образа
Святых, даже неведомых вам прежде.
Когда уходите на пять минут,
Не закрывайте за собою двери,
Оставьте это тем, которые поймут,
Которые сумеют в вас поверить.
Когда уходите на пять минут,
Не опоздайте вовремя вернуться,
Чтобы ладони тех, которые вас ждут,
За это время не успели разомкнуться.
Муса ушёл, крепко расцеловав Эмму, и обещал навещать её по‑родственному. А минутой раньше оставил ей значительную сумму денег.
После того как уехал Муса, Эмма больше недели не хотела видеть никого из мужчин. Ей звонили и Лукьян, и Джабраил, она отвечала, что неважно себя чувствует. Во второй половине марта пришла в себя, вышла из заторможенного состояния. Сначала она встретилась с молодожёном Лукьяном, потом пригласила в гости Джабраила.
Так пролетели март и апрель. Первого мая на центральной площади города в колоннах демонстрантов Эмма повстречала одноклассников и знакомых. После демонстрации прямо на улице пили плодово‑ягодное вино. Потом гуляли по городу и пели песни. Вечером слегка захмелевшая женщина вернулась домой, ожидая телефонного звонка – и от Лукьяна, и от Джабраила. Но неожиданно ей позвонил Максим. Он поздравил бывшую супругу с праздником, а в конце разговора пригласил в удобное для неё время навестить его. Сам в гости не стал напрашиваться, наверное, постеснялся. Эмма пообещала ему, что, как только будет возможность, придёт. И положила трубку.
Глава 7
Убийство
Воскресным майским утром Максиму позвонил его давний приятель Геннадий Зенин и попросил съездить с ним в деревню к родителям – давненько, мол, не был. Максим не смог отказать товарищу, и менее чем через час они уже были в деревне. По соседству от родителей жили два родных брата Геннадия. Узнав о приезде младшего, они без промедления пришли с бутылкой самогона. Мать Зениных сходила в чулан, откуда принесла ещё бутылку первача.
Выпив полрюмки спиртного, мать запела русскую народную песню «Когда б имел златые горы». Сыновья стали подпевать, в том числе и Максим, хотя он не выпивал. Пробыв в деревне до трёх часов дня, Геннадий с Максимом отбыли восвояси. Хотели идти до города пешком, но передумали и пошли на автобусную остановку, находящуюся всего в полукилометре от деревни. У мужчин вылетело из головы, что сегодня воскресенье, автобусы идут переполненными, поэтому редко тормозят у остановки перед городом.
Постояв не менее тридцати минут, голосуя всё это время легковым автомашинам, товарищи всё‑таки решили пройтись пешком. Раздосадованный Геннадий выругался, когда очередная легковушка не остановилась. Однако он снова и снова продолжал махать рукой, рассчитывая, что найдётся‑таки сердобольный водитель. В конце концов он подобрал с обочины мелкий гравий и, видя, что очередная машина (зелёные жигули) не снижает скорость, бросил камешек в лобовое стекло. И не с размаху, а неприметным движением, как бы от живота. Максим всё же подметил, что Геннадий поднял с обочины камешек и потом сделал странное движение правой рукой, но не придал этому значения. Приятели прошли уже метров шестьсот, как увидели: им навстречу бегут четверо возмущённых мужчин, причём двое были с монтировками. Максим сначала не обратил на них внимания – мало ли куда бегут мужики? Лишь когда один из них нетрезвым голосом выкрикнул, что за лобовое стекло они дорого заплатят, подумал: «Какое стекло?»
Вдруг голос Геннадия:
– Бежим.
– Куда? – У Максима от удивления глаза полезли на лоб.
Геннадий ничего не ответил, а свернул в кювет и, махнув товарищу рукой, трусцой побежал в сторону деревни – напрямик, через поле. Максим потрусил за ним.
Когда Максим уже подбегал к деревне, его начали одолевать сомнения: «Зачем бежим? Надо было с мужиками поговорить, объяснить им, что мы не какие‑то пацаны, готовые ради баловства бить у машин лобовые стёкла. А если бы на рожон полезли, я бы их мигом утихомирил. Но зачем Генка ведёт разъярённых мужиков к дому своих родителей? Бежать, если уж на то пошло, надо было не в деревню, а совсем в другую сторону. Чего он хочет? Непонятно».
Непонятным было и то, что Геннадий зачем‑то останавливался, поджидая мужчин, и говорил им злорадным голосом: «Быстрее, мужики, вы что‑то плохо бегаете». Метров за пятьдесят до родительского огорода Геннадий сказал Максиму, что бежать надо к его братьям. «Ты что, драку хочешь устроить?» – «Эти хорьки сами напрашиваются на драку».
Максим вбежал в огород братьев Зениных и, в медленном темпе пробежав недлинный участок, оглянулся назад – Геннадий стоял возле калитки на территории огорода и, кажется, поджидал мужчин. Удивившись, Максим не спеша прошёл через другую калитку, ведущую к дому.
Но, сделав ещё несколько шагов, услышал страшный голос Геннадия:
– Максим, помоги‑и, убива‑а‑ют!
Не раздумывая, возвратился в огород и увидел ужасающую картину: Геннадий лежал спиной на земле, голова окровавленная, а на нём сидел лысоватый мужчина – в правой руке у него была половинка красного кирпича. Геннадий крутил головой то влево, то вправо, пытаясь увернуться от опасного предмета. Ещё двое мужчин стояли рядом и тупо взирали на происходящее. Увидев возле двора целый штабель коротких обрезных досок толщиной миллиметров сорок, Максим взял в руки одну из них и подбежал к нападавшим, чтобы воздействовать на них психически. У него и в мыслях не было ударить кого‑то, он был уверен: увидев его с обрезной доской, хулиганы прекратят свои преступные действия.
Он закричал:
