На роду написано

Вечер у «молодых» прошёл удовлетворительно. Во всяком случае, Эмма даже похвалила Максима, чего раньше не делала. Поверил он ей или нет, неизвестно, но его больше волновал другой вопрос.

– Всё это хорошо, Эмуля, но завтра мне в прокуратуру надо идти.

– Макс, ты дома, не переживай. Давай я тебя ещё поцелую…

Назавтра в десять утра Максим находился у следователя городской прокуратуры Мишина Виталия Петровича. Темноволосый мужчина лет тридцати (ходил он в гражданском костюме), как вскоре определил Максим, был интеллигентным и доброжелательным. Вёл протокол допроса спокойно, уделяя внимание самым незначительным, казалось бы, мелочам. Закончив допрос, который можно было принять за доверительную беседу, попросил Максима, чтобы все свидетели из деревни, не боясь, приходили в прокуратуру для дачи показаний.

– А мне когда приходить к вам в следующий раз? – спросил Максим.

– Думаю, не скоро, пока всех не опрошу. Но в первую очередь мне бы хотелось поговорить с Зениным, вашим другом. Короче говоря, вы работайте, а мы будем разбираться.

Попрощавшись со следователем, Максим подумал: «Какие разные люди работают в правоохранительных структурах – одни грубые и необъективные, а другие – воспитанные, грамотные специалисты, любящие свою работу. И ещё они видят в подследственных и подозреваемых не преступников, а прежде всего людей».

Геннадий Зенин лежал в районной больнице, куда его привезла машина скорой помощи. Ему в первый же день наложили на голову четыре шва, поскольку от ударов кирпичом были рваные раны. Максим, немного успокоившись после визита к следователю прокуратуры, съездил к Геннадию. У того хотя и были повязки на голове, однако в целом он чувствовал себя нормально. А во время беседы признался товарищу, что хитрит, рассказывая врачам про сильные боли в висках.

Максим попросил его:

– Ты хитри, но знай меру. И помни, что тебя следователь ждёт. Поговори с лечащим врачом, скажи, что тебе в прокуратуру срочно надо…

Спустя два дня после этого разговора Геннадий приехал в прокуратуру, где провёл более трёх часов. Всё это время следователь никак не мог понять, по какой причине Зенин увиливает от принципиального вопроса.

– Товарищ Зенин, я ещё раз уточняю: вы звали на помощь Муханова?

– Да, когда нападавший стал наносить мне удары половинкой кирпича по голове, я испугался, что он меня убьёт.

– Как вы на земле оказались? Между вами и Соколовым сначала была борьба?

– Нет, борьбы не было. Я побежал от калитки в огород, а мне кто‑то бросил твёрдый предмет в затылок. У меня закружилась голова, и я упал.

– Вы упали лицом вперёд?

– Да.

– Кто вас перевернул на спину?

– Нападавший.

– Это тот, которого Муханов ударил доской?

– Да.

– Вы видели, как вас бил Соколов?

– Один раз видел: он замахнулся на меня.

– Чем замахнулся?

Наступила пауза.

– Так чем он замахнулся? Вы только что говорили, что Соколов наносил удары половинкой кирпича по вашей голове. Вы подтверждаете это?

– Я закрыл глаза.

– Ответьте конкретно: вы видели, как Соколов наносил вам удары?

– Помню что‑то… расплывчато.

Как ни пытался следователь получить от Зенина вразумительный ответ, но так его и не дождался.

Через месяц следователь прокуратуры в очередной раз вызвал Муханова. Задав ему несколько уточняющих вопросов и получив исчерпывающие ответы, Мишин попенял, что Зенин не договаривает чего‑то.

– Удивительно, как он не видел, что Соколов наносил ему удары половинкой кирпича. Память отшибло? Но он в той ситуации не терял память.

– Вы правы, Виталий Петрович, – уверенным голосом сказал Максим, – с памятью у него полный порядок, так как он в больнице мне говорил, что видел, как удары ему наносил Соколов. И я отлично видел: когда он лежал на земле, то крутил головой, чтобы уклониться от кирпича. Как он мог не видеть?..

Вновь встретившись с Геннадием, Максим прямо его спросил:

– Ты почему не говоришь следователю правду? Ты же видел, что на тебе Соколов сидит и половинкой кирпича удары наносит. С какой стати темнишь?

Зенин стал указательным пальцем правой руки тереть глаз, будто соринка туда попала. Потом, глядя куда‑то в сторону, сказал:

– Понимаешь, Макс, я что‑то растерялся и с дури ляпнул, что не видел, кто меня бил по голове. А потом испугался, что следователь скажет, что я хочу запутать следствие. И меня за дачу ложных показаний – в кутузку.

– Гена, в следующий раз, когда тебя следователь вызовет, честно скажи, что ты вспомнил: удары кирпичом тебе Соколов наносил.

– Макс, я ещё раз говорю: меня в этом случае могут привлечь к уголовной ответственности за дачу ложных показаний. Нет, в тюрьму я не хочу, я там не выдержу.

– Гена, пойми, это не дача ложных показаний: вчера ты не помнил, а сегодня вспомнил. Ведь голова – это тёмный лес.

– Я согласен, что голова для врачей тёмный лес, но у следователей своя голова. Нет, Макс, показания я менять не буду.

Максим качнул головой и, не попрощавшись, ушёл. «Ну и козёл ты, Гена, – со злостью подумал. – Ты даже не козёл, а предатель. Как с тобой дружить после этого? Ты теперь и не друг, и не враг, а так. Правильные слова написал Владимир Высоцкий, значит, и его когда‑то друг подставил, а может, и предал».

Вечером, как только Эмма пришла с работы, Максим рассказал ей о разговоре с Геннадием.

Выслушав бывшего супруга, Эмма с ненавистью в голосе произнесла:

– Ну и друг у тебя, с‑сволочь. Мне он, кстати, с первого взгляда скользким показался, а у меня врождённый нюх на людей. В общем, мы с мамой срочно будем искать адвоката. Говорила сразу: надо найти хорошего защитника. – Заметив, что Максим хочет что‑то сказать, Эмма рассерженно махнула рукой: – Деньги у меня есть, насчёт этого можешь не волноваться.

– Я не насчёт денег волнуюсь, а знаю, что адвокат мне пока не нужен. Чем он поможет? Я свои показания не изменю, Генка их тоже отказался менять. Хотя он‑то обязан их поменять.

– Макс, опытный адвокат в любом деле найдёт то, чего ты не видишь. И подскажет, как правильно поступить.