Нас нет на небесах
Этот голос очень напомнил мне тот, что раздавался за дверью в день, когда Давид нарисовал меня повешенного и уснул на полу. Но тогда мальчик не открыл незнакомке, появившейся внезапно. А вот сегодня он, словно ошпаренный, вскочил с кресла и побежал к выходу. Когда он отворил деревянную дверь, на пороге я увидел горбатую худую старуху. Зрелище, скажу я, оказалось не из приятных. Её кожа была ненормального серовато‑голубого оттенка, при этом она настолько сморщилась, что, казалось, старухе было более двухсот лет. Её глаза будто не имели зрачков, а сухие седые волосы с виду походили на воронье гнездо.
– Сегодня ночью! – рявкнул Давид и тут же захлопнул дверь перед её лицом.
После этого мальчик побежал в свою маленькую комнату и, схватив старый крестик из серебра, принялся что‑то бормотать под нос. Затем, подойдя к окну, жалобно проговорил:
– Ну почему она выбрала меня?
А я смотрел на него и теперь уже не мог дождаться ночи. Испытывая страх за судьбу мальчика и одновременно любопытство, я тысячу раз всё проклял за то, что не могу помочь Давиду. Как‑то у меня получалось топать по полу, когда это было совсем не нужно, но вот взять и специально кого‑нибудь напугать я никогда не мог. Бесполезное существование снова меня опечалило, всколыхнув разрушительные мысли. Как же я устал…
Наконец солнце скрылось за горизонтом, засверкали первые звезды, и постепенно стемнело. Медленно встав со скрипучей кровати, Давид тихонько надел свои вещи и аккуратно пошел по деревянному полу. Почти бесшумно отодвинув засов и немного толкнув дверь, он вышел на улицу. Спустившись со ступенек, он вспомнил, что позабыл надеть обувь.
– Ну и чёрт с ней! – прошептал Давид и побежал в сторону леса.
Естественно, я отправился за ним. В пути мне показалось, что Давид бежит с закрытыми глазами, как под гипнозом. Он не обращал внимания на лужи и камни на своём пути и не останавливался, чтобы отдышаться, все это время спотыкался и иногда даже падал, что, видимо, совсем его не смущало. Скорее всего, ноги бедолаги изрядно покалечились к моменту, как мы оказались почти в самом центре леса.
Атмосфера там оказалась неприятная. Было очень темно из‑за высоких хвойных деревьев, и издалека доносился крик филина. Макушки деревьев раскачивались от ветра, предвещающего бурю, и вой рыщущих в поисках пищи шакалов всё больше усиливал мою тревожность за Давида.
Вдруг из‑за самого толстого ствола высоченного дуба, держа в руке маленькую свечку, вышла та самая уродливая старуха с торчащим клыком. Помимо кусочка света, она держала в другой руке заостренный нож с белой рукояткой. Один её глаз заплыл, и слегка подергивалась губа.
– Ты взял камень? – спросила она своим мерзким хриплым голосом.
– Да, – без малейшей дрожи в голосе ответил Давид.
– Присядь на этот пенёк, – приказала она мальчику, – и делай то, что я буду говорить.
– И тогда вы исчезнете из нашей жизни?
– Ты глупец! Потом ещё благодарить будешь! Я отдаю тебе свой дар.
– Но почему именно мне?!
– Потому что он в тебе уже присутствует! Но есть и другая причина, конечно, только о ней я не хочу говорить.
– Но зачем вы отдаёте этот дар? Мне ведь он не нужен!
– Я не могу с ним умереть. Чёрт побери, хватит вопросов! Ты сделаешь то, что я скажу, потом ты меня не увидишь, и я не трону твою мамочку, как и обещала!
– Я понял! Хорошо.
Давид уселся на пенёк и молча взглянул на старуху.
– Пей, – сказала она, передав ему деревянную чашу с каким‑то напитком.
Сделав первый глоток, Давид сильно скривился.
– Что это?
– Моя кровь.
– Что? – закашлявшись, в ужасе переспросил мальчик.
– Угомонись! Допивай!
Давида едва не вырвало, но он сделал то, что сказала старуха.
– Теперь достань камень и положи его себе на голову.
Давид взглянул на старуху с отвращением, но всё‑таки снова послушал её. Затем она выпрямилась и принялась что‑то быстро тараторить себе под нос. Было ощущение, что она проговаривала название цифр. То два, то три, четыре, девять. А потом она вообще запищала и после не замолкала несколько минут. Только изменяя ноты и звуки своего писка, старуха оставалась без движения, не отводя взгляда от мальчика.
– Сейчас твой мозг принял новую задачу – развивать ещё один рецептор. А твой организм получил клетки моей крови. Наконец я смогу уйти.
– А что вам мешало до этого? – не выдержал мальчик, уже уверенно понимая, что имеет дело с ненормальной.
– Надеюсь, ты в этом разберёшься сам. Не обижайся на меня. Всему виной обстоятельства.
Давид скривился.
– Камень не потеряй! – сказала она и, неожиданно для меня и мальчика, сотворила то, что мы потом долго забыть не могли.
Она схватила его руки и сунув в них нож, крепко сжала. Давид попытался высвободиться, но старуха оказалась сильнее. Лихо подняв его руки вверх и с огромной силой дернув их снова вниз, она так быстро и неожиданно вонзила себе в живот тот самый нож, что был зажат ею в руках мальчика, что Давид не успел даже ахнуть. В миг она рухнула на землю и из её глаз потекли слёзы. Давид закричал и упал на колени к женщине, чтобы помочь. А она, взглянув на него с улыбкой, прошептала свои последние слова:
– Спасибо, что помог. Не хотелось стать самоубийцей.
– Но я не убивал вас!
– Ничего не бойся, ты со всем справишься. А сейчас беги, немедленно беги!
Давид отскочил в сторону и ошарашено взглянул на меня так, будто я должен был что‑то ему посоветовать. Но я, открыв рот, ужаснулся от громкого волчьего воя, что раздался в этот миг неподалёку. Давид снова посмотрел на старуху и, поджав дрожащие губы, быстро поднял с земли камень и сразу побежал в сторону дома. Он мчался по тропинке не оглядываясь. Я видел, как его руки тряслись и кожа побледнела, подобно коже мертвеца. Тогда мне показалось, что ужас, случившегося минуту назад, теперь навечно отпечатается в его глазах.
Наконец, добежав до дома, бедняга упал на крыльцо и, схватившись за невысокие деревянные перила, постарался утихомирить свое судорожное дыхание. Спустя несколько минут он задышал спокойно и, медленно поднявшись, потихоньку отправился домой, к себе в комнату. Ещё долго он лежал на кровати и смотрел в потолок, вспоминая, что сделала старуха. Несколько месяцев она докучала ему своими просьбами передать какой‑то дар, угрожала уничтожить его и даже коснулась Лиоры. И именно последнее сломало непоколебимую волю юноши и он согласился на её условия. А после произошедшего Давид убедился, что старуха точно ненормальная. Он забросил дурацкий камень в шкафчик своей тумбочки и, постаравшись обо всём забыть, наконец‑то уснул.
