Не думай обо мне
7.
Артём.
– Слушай, братан, ты чем Светку обидел? – скалится Власов, ввалившись в мой кабинет. – Она мне всю ленту забила своими слезами. В какой‑то момент я даже проникся и чуть сам в депрессию не впал, проклиная всех мужиков на планете.
Яру плевать, что сейчас рабочий день и на бессмысленный треп времени нет. Но за тысячу лет дружбы я понял, что у Власова всегда все под контролем. Идиот по жизни, гений в своем деле и друг, который раздражает своим присутствием.
– Без понятия, о чем ты. Пару дней назад видел ее, и она была в порядке.
– Потом ты ее выпер, и она стала не в порядке. Будь мужиком, оплати девчонке психолога. И другу заодно. Как‑то грустно мне стало.
– Лечитесь вместе и подальше от меня.
– Эй, ты и меня послать собрался? Не старайся, я вернусь, как бумеранг. Но вот твое настроение мне не нравится. Можешь поплакаться в мое плечо и заодно рассказать, что за фурия живет в твоей квартире.
Не летающий и наглый пингвин и на работе не дает о себе забыть. Мало того, что внаглую заехала и вещи разложила, так и здесь покоя от нее нет. И кто бы подумал, что этот метр с кепкой сможет доставить столько проблем моему мозгу?
Влада с брекетами на зубах и нынешняя Влада – это две разные Комиссаровы. Дочь друзей родителей, которая краснела, стоило только войти в комнату, была настырной, но по крайней мере умела держать язык за зубами. Хихикала в кулак и отворачивалась. Какого черта изменилась сейчас? Сделала пересадку мозга и вместо человеческого запихнула в голову акулий? Не Комиссарова, а бульдозер, который все сметает со своего пути.
И чертово обещание матери.
Иначе давно бы уже полетела из моего дома. И я бы не посмотрел, что высоты боится.
Зубастая оторва выглядит бесстрашной в роли стервы, а на деле – маленький хорек, который не может спать в темноте и полночи бегает заваривать себе чай, мешая мне спать.
Клянусь, я выкину на помойку все кухонные приборы, если это не прекратится.
– Кто мне рассказывал, что терпеть не может, когда кто‑то нарушает его границы? Болтал, а сам кого‑то в квартиру жить привел, – допытывается Власов.
– Комиссарову помнишь?
– Того ягненочка, которая в тетрадках твое имя сердечками обводила, а потом типа их забывала на видном месте? А то! Она из гадкого утенка превратилась в лебедя и решила тебе отомстить за безответную любовь?
– Какой, к черту, лебедь? – Шариковая ручка сама в руках ломается. – Гиена. Сперла ключи у родителей и с вещами ко мне заявилась.
– Да ладно? До сих пор любит? Слушай, чувак, что она в тебе нашла? Злой и страшный серый бык. Вот я…
– Яр, заткнись. У нее курсы какие‑то. Через месяц свалит.
Мне почему‑то кажется, что этот месяц будет длиннее года.
– Я должен ее увидеть. Изменилась хоть? Вспомнит того, кто слезы ей вытирал, когда ты, бесчувственная скотина, обидел ее?
Лучше бы я тогда просто повесился. Сейчас бы спал себе спокойно, один, в своей кровати.
– Изменилась, – рычу, сам того не замечая. – В худшую сторону.
Жаль, что только характером. Вот внешностью… Черт возьми, как же все раздражает.
– Ты поосторожнее. Она с легкостью сможет тебя сожрать и не подавиться при этом.
– Девчонка с характером? – у друга даже голос меняется. Про физиономию я уже ничего не говорю. – Ну все. Ты меня заинтриговал.
После встречи с Комиссаровой ему точно понадобится психолог.
Впрочем, он сам этого захотел.
8.
– Ты здесь первый раз, да? Не парься, все нормально будет. – с улыбкой произносит девушка, присаживаясь на соседний стул. – Моя двоюродная сестра два года назад тут училась. От всех преподов была в восторге.
Пожалуйста, пусть меня кто‑нибудь ущипнет, потому что мозг отказывался верить в происходящее.
Я приехала!
Я смогла!
