Новый дом

Мама воспитывала нас так, чтобы мы были хозяйственными, скромными и терпеливыми девочками. Мы не могли просто отпроситься выйти играть на улице. Сначала нам нужно было довести всю квартиру до блеска, до идеала. Но и после этого, не факт, что нам удастся поиграть во дворе, потому что после уборки и готовки даже в четыре наших руки мама не отпускала нас. И причины были разные: здесь что‑то не убрали, тут что‑то не вытерли, обед получился не вкусным, завтра в школу, уже восемь часов вечера или я просто так хочу!

Обидно, несправедливо. И так было всегда. Когда к нам на домашний телефон звонили одноклассники Янки, мама её трепала и оскорбляла, называя шлюхой. Несмотря на то, что сестре было лет четырнадцать и она понятия не имела откуда у мальчиков наш номер телефона. Выяснилось, что они просто шутили, звонили всем девчонкам с класса, взяв номера из школьного учительского журнала с данными.

Я затаив дыхание стояла за дверью и с ужасом слушала как мама бьёт и унижает Янку. Иногда пыталась вступиться за неё перед мамой, чтоб она перестала её бить. Но в лучшем случае я была послана, а в худшем попадала под её горячую руку или она запирала нас в тесной кладовой, где не было света и на чем было стоять, потому что там битком было завалено хламом. Когда мы были заперты там по одиночке, то по договорённости одна подходила к маме и выпрашивала, чтобы она выпустила на свободу другую. Конечно же были посланы на три буквы.

За любую оплошность и провинность мама нас либо била, либо оскорбляла и унижала. И самое ужасное в этом, что нам не к кому было подойти и пожаловаться, чтобы нас успокоили и защитили. Не было ни отца, ни бабушек, ни дедушек. Мы жаловались друг другу и своим друзьям.

Но я любила маму за её другую сторону. Это совершенно парадоксально, но она была ласковая, и любящая мама. Главное не злить.

Я помню те светлые времена, когда несмотря на то, как трудно нам жилось, не было денег, но она любила и заботилась о нас. В своём детстве мы получили всё, на что хватало денег. Были и небольшие подарки, школьные принадлежности, одежда, еда. Мы жили скромно, но казалось всего хватало. Мы праздновали дни рождения, новый год, пасху. Каждый год, несмотря ни на что, эти три праздника свято были важными. Так для меня осталось и по сей день.

У нас был отчим, с которым мама была вместе десять лет. У них были довольно странные отношения, он темпераментный, а она гордая. Она с лёгкостью выбрасывала деньги, которые он дал ей, когда у нас был пустой холодильник. Я не знаю какие у них были стычки, но помню, что он ревновал её к каждому столбу. Она очень красивая и интересная женщина. В молодости у неё были мелкие кудри цвета красного дерева. Я любила этот её образ, а отчим из ревности таскал её за волосы, требуя сменить причёску и цвет волос. В период, когда они познакомились она была очень худой, про таких говорят "кожа да кости". Но когда отчим стал ухаживать за ней, она поправилась, и превратилась в даму с аппетитными формами. Белая кожа, красные, кудрявые волосы, голубые глаза и милая родинка на подбородке… Не удивительно, почему он боялся её потерять.

Мы с Янкой стучали в закрытую дверь комнаты, когда слышали их крики, как он её колотит. Мы кричали ему: " дядь Кямал, отпустите маму. Не трогайте маму, пожалуйста!!!". Но наши детские голоса не могли остановить этот скандал, всё что мы слышали в ответ: "идите в свою комнату, не выходите оттуда". Это был голос мамы. И мы в слезах, как и она, просили его ещё несколько раз остановиться, после чего становилось тише. Мы убегали в свою комнату и слышали, как со скрипом открывалась дверь, где был скандал. После чего захлопывалась другая, входная дверь. Мы неспеша подходили с сестрой к комнате, в которой находилась мама и боялись толи попасть под горячую руку, толи получить от неё, за то, что подслушивали. Но страх пропадал, когда мы видели её в слезах, лежащей на полу. Я и Янка подходили к ней аккуратно, и ничего не говоря обнимали маму, жалели её.

После таких скандалов отчима не было у нас несколько дней, а потом он пытался дозвониться, но мы не поднимали трубку домашнего телефона. Но потом мы видели, как он на коленях просит у мамы прощения, и она не сразу, но прощала его. Она говорила, что прощала его, потому что он кормил нас, сделал ремонт в нашей квартире и если бы не он со своими деньгами, то она не смогла бы нас поднять.

Может мама и была с ним ради денег, но я помню моменты, когда они были счастливы. Как мама сидела на его коленях в обнимку, как они держались за руки, когда мы шли в кафе. Как она смеялась над его шутками. У него тоже была другая сторона, добрая и заботливая.

Я до сих пор вспоминаю как он приходил по утрам, когда мы ещё спали. В двери поворачивался ключ и от этого звука я просыпалась, бежала к нему навстречу с криком "дядь Кямал пришёл" и падала в его объятия. Такая крохотная я и такой здоровый он. Мы с сестрой всегда обращались к нему на Вы, вместо привет говорили здравствуйте, к его имени добавляли приставку "дядь". Не знаю почему, так изначально повелось. Но он был нам как отец, лучшей его версией. Я даже называла его папой какое‑то время, но потом перестала. Об этом мне сказала мама, когда я уже повзрослела.

Сейчас я понимаю, что на периоды её агрессии как раз приходилось время одиночества, когда с отчимом они были не в ладах. Но по большей части они любила нас с Янкой и заботилась о нас. Для меня детство осталось светлым. Но для Янки было не всё так радужно.

Когда сестре было семнадцать лет она познакомилась с парнем из своей компании. У них быстро завязались отношения. Они любили друг друга, относились со всей серьёзностью к тому, что происходит между ними. Эти отношения продлились год, после чего он со своей семьёй переехал в Америку. Они не смогли расстаться до его отъезда, продолжили общаться по интернету и телефонным звонкам раз в день. Он обещал забрать её с собой и сделать своей женой. Но прошло немного времени, и он сказал, что им нужно расстаться, потому что всё не так просто. Чтобы она прилетела к нему, нужно основание, оформить приглашение, а у её возлюбленного не было местного гражданства, поэтому всё сводилось к тому, что эти отношения не протянули бы годы на расстоянии. Наверняка были и другие пути, но они были молоды и глупы, чтобы попытаться в этом разобраться, поэтому он отпустил её.

Это было невообразимо больно, не только для Янки. Мы с мамой тоже переживали эту боль, я до сих пор вспоминаю со слезами сестру в тот период. Как раз после этого разрыва она нашла спасение в субкультуре ЭМО и нашла новую компанию, с готами и панками. Они были дружны между собой, тусовались в квартире одного из них, классика того времени. Но она оставалась порядочной девушкой и приходила ровно в девять вечера, как было и всегда. Мама тогда ослабила хватку с контролем, наверное, понимала, что Янке нужно отвлечься.

Но у сестры был другой план, она не собиралась мериться с потерей любимого. Познакомившись с парнем из России, она решила, что ей нужно выйти замуж за него, чтобы получить российское гражданство и уже тогда будет проще переехать в Америку. План был так себе, но она в него верила.

Когда Янка в сердцах после ссоры со мной или мамой говорила, что уедет от нас в Россию мы ей не верили. Но однажды я вернулась домой после школы, был вечер. Мои одноклассницы остались ждать меня за дверью, я хотела отпроситься у мамы на улицу, погулять с ними. Но поняла, что‑то не так.

Мама сидела в туалете с открытой дверью, свернувшись калачиком и очень громко плакала, навзрыд. У неё была жуткая истерика, я не видела её такой прежде. Как будто кто‑то выкручивал ей сердце на живую. Она извивалась от боли держа себя за волосы, закрывая лицо. Такую страдание я встречала только в фильмах, когда кто‑то из близких умирал. На мои вопросы: "Что случилось? Что мне сделать? Почему ты плачешь?" – мама с трудом выдавила из себя: "Яна уехала". Как уехала? Куда?

В Россию!