О, мои несносные боссы!

Занимая мысли бесполезными рассуждениями, толкаю дверь плечом. Она поддается со второй попытки и издает мерзкий скрип. Мое рабочее место не похоже на подземелье, или запыленную каморку. Это просторный светлый кабинет. Своим зорким взором прикидываю стоимость мебели и ее качество. Средненькое. Но сойдет.

Вопросительно вскидываю бровь, насчитывая наличие четырех письменных столов с моноблоками. Глядя на один из них, расположенный у противоположной стены, пустой и платиново‑серой, создается впечатление в его ненадобности. Нет канцелярских изделий, или фотографий в рамках, листочков, каких‑то посторонних предметов. Отсутствие мелочей навевает тоскливость.

Я машинально плетусь к этому столу. Очевидно, что он теперь мой. Другие заняты. Там и бумажки разложены, и ручки автоматические валяются, и фотографии в рамках.

Я шумно вздыхаю с облегчением, когда избавляюсь от бумажной ноши, ставя ее на простенький стол. Немного вспотевшими подушечками пальцев провожу по моноблоку и включаю его.

Что мне делать с этой горой документов? Чем руководствоваться при сортировке? Алфавитным порядком, что ли?

Хотя… минуточку.

Это же хорошо, что я не знаю. Дам волю фантазии и подойду к выполнению поручения творчески.

Говорят, что незнание не освобождает от ответственности, однако мне никто не объяснил нюансы задания. Моя ошибка станет проблемой Анастасии Леонидовны, проигнорировавшей тот факт, что я абсолютно ни о чем не осведомлена.

Конечно, я могла бы соизволить и напрячь мозг, чтобы самостоятельно во всем разобраться.

Только вот… оно мне надо?

Поэтому решено.

Я плюхаюсь в кресло на колесиках, и в воздух поднимается столб пыли. С кашлем я вновь подскакиваю на ноги и начинаю лихорадочно отряхиваться. Махая перед лицом рукой, отхожу в сторону, чтобы не дышать этой гадостью.

Здесь не проводят влажную уборку?

Открывается дверь, и в кабинет влетает невысокого роста мужчина. На вид ему лет тридцать. Темноволосый, с небольшим лишним весом. Он дергает за галстук, ослабевая узел, смотрит под ноги и беседует по телефону. Бросает грубые реплики собеседнику, шаря по своему столу в поисках чего‑то.

– …Кирсановы меня с землей сравняют, если узнают… – он серьезно обеспокоен, судя по колебанию голосовых связок. Кидает дипломат на пол, с большим усердием создавая хаос на рабочем месте. Но порядок, судя по всему, его совсем не интересует. – Если не найду этот проклятый договор… если он попадет не в те руки… – стоя ко мне спиной, наклоняется и рыскает в нижних отделениях стола.

Дяденька меня не замечает, продолжая разговор. И я не спешу выдавать свое присутствие, потому что заинтригована. О какой бумажке идет речь, за которую Кирсановы его, так скажем, не похвалят?

Однако подробностей в диалоге он не выдает.

– Я знаю, знаю. Как найду, тут же тебе наберу. До скорого, – молвит едва разборчиво из‑за тихого тона и прекращает звонок.

Затем с громким вздохом убирает телефон в карман пиджака, закрывает последний ящик и руками опирается о край стола. Низко склоняет голову и мрачно ею качает. Поиски завершились провалом.

Любопытно. Очень любопытно.

Подчиненный Кирсановых шарахается, когда, наконец, обнаруживает мое присутствие в кабинете.

Вот уж не думала дожить до того дня, когда для кого‑то стану невидимкой.

– Вы… вы кто? – он сглатывает, хватаясь за горло. Ох, как же нервничает, обдумывая, какой лакомый информационный кусочек я уловила своим чутким слухом.

– Даниэла Покровская, – очаровательно улыбаюсь ему. – А вы кто?

– Как вы здесь оказались?

Кисло киваю на стопку бумаг.

– Мы с вами отныне коллеги. Надеюсь, конечно, что ненадолго.

– Стажерка? – брюнет расслабляется.

Я похожа на стажерку?

Ах да. Я действительно кто‑то вроде подручного человека на низкосортной должности.

– Кем вы работаете в этой фабрике чудес Кирсановых? – я обвожу помещение руками, произнося слова с отчетливой саркастичной ноткой в голосе.

– Я… – несчастный запинается, его узкие глазенки вовсю носятся вдоль моего тела, изучая изгибы. Особенно впечатляется глубоким V‑образным вырезом и показывающейся ложбинкой, поскольку таращится туда как минимум секунд двадцать. – Александр. Секретарь Феликса Орлановича.

– Вот оно что, – я улыбаюсь шире. – Александр, вы, похоже, ищете что‑то важное? Нужна моя помощь?

– Нет! – он неожиданно вскрикивает. – Нет, не нужно, эм, Даниэла.

– Точно? Я очень способная, – ненароком провожу ладонью по груди, скольжу пальцами вверх, касаюсь ключиц, шеи.

Соблазню простака на раз‑два. Процесс запущен. Его челюсть ползет вниз, а из взгляда исчезает какая‑либо осмысленность. Прикусываю губу, и вот Александр стоит передо мной, как овощ, которому не связать и двух слов.

– Простите, что подслушала ваш разговор, – делаю виноватое личико и складываю руки в молитвенном жесте, теснее смещая груди вместе. Мужичок облизывает рот, глядя на мой бюст, как загипнотизированный. – Кажется, вы собираетесь подставить своего… то есть нашего босса?

Ему требуется какое‑то время, чтобы сообразить ответ.

– Н‑нет.

– Уверены?

Он тяжело дышит. Трогает большим пальцем обручальное кольцо, но взгляда от моих сисек не отводит.

– Уверен.

Козел.

Я опускаю руки и плотно прикрываю свою драгоценную, упругую троечку полами пиджака, застегивая на пуговицы. Как по щелчку, внимание Александра возвращается к моим глазам.

– Что ж, вероятно, я ошиблась.

Ни черта.

– Да‑да, ошиблись, Даниэла.

Я наблюдаю за тем, как он в спешке совершает контрольный осмотр поверхности своего письменного стола, хватает с пола дипломат и широкими шагами топает к двери.

Это кажется безумием, но я вдруг ловлю себя на мысли, что должна во что бы то ни стало разыскать упомянутый в его телефонной беседе договор.

Если этим можно навредить Кирсановым, или по крайней мере обзавестись хоть каким‑то рычагом давления, то я постараюсь.