О, мои несносные боссы!

Чувствую спазм в желудке, когда думаю о предстоящей поездке в метро.

– Я вычту опоздание из твоей зарплаты, – грозится «босс».

Я закатываю глаза.

– О нет, нет, не делайте этого, Роман Орланович… – с намеренной вялостью перебираю на языке буквы, надевая кремовые туфельки на толстом каблуке.

Раздается приглушенный грохот. Кирсанов буянит, судя по всему.

– Я тебя… – заикается рявкающим тоном.

– Ты меня обожаешь, – нагло перебиваю. – Спасибо. Мне очень приятно. Скоро буду, уважаемый начальник.

– Дана!..

Его гневное обращение тонет в моем безразличии. Я отстраняю телефон от уха и тычу ногтем на кнопку завершения вызова.

 

Прохожие задерживают взгляды на моей фигуре, что совершенно неудивительно, ведь мой «лук» безупречен: оверсайз‑блузка с объемными рукавами, заправленная в кожаную юбку‑трапецию длиной миди. В поездке, на удивление благополучной, удается освежить макияж помадой, тушью и минеральной пудрой. Мне везет хоть в чем‑то. Дождь прекращается к моменту, как я выхожу из подземки, но сильные порывы ветра треплют прическу и уничтожают идеальную гладкость высокого хвоста.

Исчезаю из вида у зевак в однообразных костюмах, слоняющихся по улицам бизнес‑района города, ныряя в вестибюль высотного здания. Коротко киваю сотрудникам на ресепшн, прикладывая к турникету именную электронную карточку, и свободно прохожу контрольно‑пропускной пункт.

Глянцевые серебристые створки лифта не до конца открываются передо мной, а из противоположного конца приемной уже доносится раздражающе высокомерный голос великанши.

– Никому не дозволено являться на работу с таким чудовищным опозданием. Правила для всех одни. Беспардонное пренебрежение пунктуальностью недопустимо.

Я цепляюсь за ее непроницаемо‑алебастровое лицо сощуренным взглядом.

– Ты моей мамочкой решила заделаться? Какое тебе дело до моих опозданий? Занимайся своими секретутскими делами.

Лучше не нарывайся, стерва. Я не в духе.

– Кирсановы… – продолжает свою зазубренную флегматичную шарманку, но проглатывает остаток фразы, когда со стороны кабинета Ромы слышатся приближающиеся шаги.

Лично вышел встретить меня? Как мило.

Со строгого лица старшего Кирсанова сходит вся краска. Перекатывает желваки и тяжело дышит, свесив кисти по бокам.

– Живо ко мне, – произносит, не расслабляя челюсти, и стискивает кулаки. Разворачивается, не дожидаясь моего безропотного подчинения приказу.

Я негромко цокаю и следую за блондином. Обнаруживаю его наматывающим километры вдоль панорамного остекления.

– Облажаешься еще раз, и я…

– Ты – что? – спокойным шагом прохожу вглубь кабинета, ставлю сумочку на боссовский стол и скрещиваю руки. – Уволишь меня? Не затягивай с этим. Облегчи существование всем нам.

Рома гневно зарится на меня через плечо.

– Бери листок и записывай причину опоздания, – диктует наказ, массируя указательным и большим пальцами виски.

– Ты серьезно?

– Абсолютно. Все твои косяки будут конспектироваться. Что‑то мне подсказывает, – небрежно ухмыляется и возобновляет движение в моем направлении, – список ожидается впечатляющим.

Сверкая насмешливо‑желчной улыбкой, садится в свое кресло и опускает руки на подлокотники.

– И не сомневайся, Даниэла, твой отец узнает о каждом проколе, о каждом опоздании и препирательстве со мной, Макаром или Феликсом.

Я поджимаю губы и качаю головой, равнодушно изучая злорадно‑лукавое лицо Кирсанова.

– Какой же ты душный.

Рома гаденько смеется и мановением пальца указывает на пачку белых листов в принтере.

– О, об этом тоже напиши: кто дал тебе право называть своего генерального душным.

Сперва я беру два листа, но быстро передумываю и сгребаю в несколько раз больше.

– Как ваше трио допустили к руководству холдингом? – между делом задаю незатейливый вопрос. Двигаю стул ближе к столу и располагаюсь напротив Ромы. – Ручку, – протягиваю раскрытую ладонь. Мистер Генеральный Зануда закатывает глаза и вкладывает в нее шариковую черную бренда «Parker». – Только не говори, что своими мозгами выгрызли путь до директорских кресел. Никто из вашей тройки поросят не отличался гениальностью.

– Да, Даночка, продолжай сыпать оскорблениями, – ласкает мой слух притворной елейностью в голосе. – И записывать не забывай.

Я киваю. Вот спасибо!

– Я все запишу, не беспокойся. Так что? Вам сделали пересадку мозгов, или как? Макар с трудом два и два складывал, а сейчас стоит во главе крупной корпорации? Странно, не находишь?

Исключение – Феликс. Он был отличником по всем предметам и вполне походил на юного вундеркинда… со склонностью к социопатии.

– Откуда тебе знать, как у него шли дела с математикой в школе? – старший брат бородача‑извращенца задает встречный вопрос. – Разве ты видела кого‑то дальше собственного носа? С трудом верится.

Я увеличиваю давление ручки на бумагу.

– К сожалению, вы часто мозолили мне глаза своим присутствием. Спали в моем доме. Ели мою еду. Мой отец давал вам деньги на карманные расходы и ни в чем не отказывал, – в горле застревает ком, когда думаю о маме, но не хватает духа упомянуть о ней. Она обречена быть моей ахиллесовой пятой пожизненно. – Поэтому, да, Рома, – бросаю мимолетный взгляд на него и вновь опускаю ресницы. – Я знала все о вас.

Я ставлю точку в конце последнего предложения, расписываюсь ниже и датирую объяснительную сегодняшним числом.

Пачкаю чернилами следующий лист, и еще один. И еще.

Кирсанов занимается своими делами. Я иногда отвлекаюсь от вырисовывания аккуратных букв и наблюдаю за его длинными пальцами, порхающими по клавиатуре. Даже нахожу привлекательным сосредоточенность Ромы и немедленно давлю каблуком правой туфли на мысок левой.

Не позволю дурным мыслям порочить мой пропитанный ненавистью к Кирсановым разум.

– Пожалуйста, – язвительно бурчу, кладу ручку поверх собрания объяснительных и поднимаюсь со стула.

Рома не утруждается и на секунду прерваться от созерцания экрана моноблока. Я беру сумку и направлюсь к выходу.