Одержимый сводный брат
– А что с ним? – останавливаюсь и смотрю на него, вставая в пол оборота.
Если отец сейчас воспламенится от гнева, чес слово, даже огнетушитель никто не успеет достать, чтобы от него хотя бы уголёк посчастливилось сохранить. Забавляет ли меня это? Ещё как, я даже дня целого не пожалею, чтобы и дальше продолжать выводить его так из себя.
– Ты должен закрыть его! Хватит играть с огнём, ты позоришь нашу фамилию! Если до тебя доберутся органы…
– Ты оставишь меня гнить в тюрьме, – договариваю за него слишком беспечно, что у отца разве что дым из ноздрей не валит. – Тут ты тоже можешь не переживать, па, я запоминаю с первого раза, – и выхожу наконец из столовой, чтобы наверняка тот взорвался от понимания, что контроля надо мной у него совершенно нет.
Отец следом за мной не вылетает, чтобы как юнца схватить за шкварник и всыпать по самое первое число, выбив всю дурь из моей головы. Тут надо отдать должное ему, достоинство отец никогда не теряет, чтобы опускаться до беготни за непослушным отпрыском и доказывать мне, что не прав, пока не сломаюсь. Я же нагло пользуюсь этим и всегда знаю время, когда лучше слинять.
Поднимаюсь наверх и направляюсь прямиком в свою комнату, чтобы немного отдохнуть, прежде чем отправиться в наш с парнями бар на всю ночь, когда неожиданно замечаю, что дверь в комнату «мачехи» приоткрыта. Ничего не могу с собой поделать и останавливаюсь, прислушиваясь, практически уверенный, что птичка предпочла поплакаться около её плеча, однако меня ждёт лишь разочарование в виде полнейшей тишины. Заглядываю внутрь и убеждаюсь окончательно, что Лины там нет.
Хм, неожиданно.
Не уж то, птичка и впрямь настолько осмелела, что готова справиться со всем в одиночку?
Меня разрывает от желания навестить сестрёнку, чтобы ещё раз увидеть, как она разрушается, однако отдёргиваю себя, понимая, что добивать слишком рано, к тому же, категорически запрещено. Дам немного времени успокоиться, придумать новый план и возможно даже поверить, что у неё всё получится. Если, конечно, у одной что‑то выйдет придумать. Крис ей больше не в помощь, с сегодняшнего дня она начнёт избегать птичку всё больше и больше. Да и юриста и с заявлением на перевод в другой универ придумала далеко не “подруга”, а я. Мне нужно было, чтобы Лина уже ощущала вкус свободы, когда её жизнь начнёт рушиться. Сначала отобрать самое “прочное”, что у неё есть. Или хотя бы сделать вид, потому что отец никогда не оставит её ни с чем. Ей бы побольше веры в него, и уже сегодня смогла бы с лёгкостью показать мне свой средний пальчик, накрыв весь мой план в самом начале. Но нет, птичка повелась, как я и ожидал. А жаль, после сегодняшней выходки с футболкой, я уже начал рассчитывать на хоть какой‑то отпор. Да и потом, в машине, она держалась, как бы я ни напирал, как бы ни блестели её глаза от волнения, а щёки ни горели от смущения, она умудрилась послать меня и улизнуть – вот какая Лина мне нравится. Знаю, что такая Лина усложнила бы ситуацию, но так хотя бы было в сто крат интересней.
Время до ночи летит почти незаметно. Успеваю принять душ и переодеться в чистые вещи, скинув старые в корзину для стирки. Этой футболке, которую сегодня пришлось доставать из спортивной сумки, давно пора было отправиться туда. Но я всё забывал забрать её из багажника, и как оказалось не зря. В противном случае пришлось бы шастать сегодня по Универу голым по пояс или доставать свою футболку из мусорки.
Вспомнив, очередной раз усмехаюсь такой незначительной мелочи, которая завела меня в пол оборота и до сих пор никак не отпустит. А ведь птичка так и не вернула мне «долг», о чём я беспечно забыл, сконцентрировавшись только на мыслях о сегодняшнем вечере.
И это очень хорошая причина, чтобы пожелать нашей псевдопринцессе спокойной ночи. Или же наоборот сделать так, чтобы птичка сегодня уже не уснула, а заодно проверить, как подействовал на неё отцовский сюрприз.
Гляжу на часы, в запасе до боя ещё пару часов: почему бы и нет? Сбрасываю все приготовленные вещи на кровать и тут же выруливаю из своей комнаты, прямиком направляясь к двери, в которую поклялся больше никогда не входить. Выманить птичку наружу будет уже сложнее, но для себя точно знаю, что оставаться с ней наедине крайне противопоказано. Уже доказано, ничем хорошим это не закончится.
Приваливаюсь к косяку и стучу, чувствуя себя в этот момент настоящим придурком, у которого вместо мозгов пустота. Но ничего не могу поделать, желая вновь увидеть эти малиновые от смущения щёчки и огромные взволнованные глаза от понимания, на что именно намекаю.
На то самое, что самому себе запрещаю вспоминать, но эта реакция – бесценна, а после того, как всё будет конечно, я вряд ли когда‑то увижу, как она наимилейше нервничает.
А возможно меня ждёт и облом и посчастливится увидеть только заспанную Лину, так как дверь она не спешит открывать. Может быть, просто знает, кто за ней стоит, но я чертовски настырный. Стучусь вновь, на этот раз громче и дольше, но в ответ лишь полнейшая тишина.
Какого хрена?
Начинаю мысленно ворошить весь сегодняшний вечер, пытаясь вспомнить, доносились ли хоть раз из её комнаты какие‑то звуки, но в памяти ничего нет.
Первую догадку отметаю сразу, Лина не могла настолько обнаглеть, чтобы слинять из дома, поэтому стучусь уже намного мощнее, а после нескольких неудачных попыток, шлю к чертям своё правило и нагло распахиваю дверь, за которой меня встречает голимая тьма.
Лины здесь нет.
Что за чёрт…
В следующую секунду я уже распахиваю соседнюю дверь комнаты её матери, чтобы вновь напороться на тот же результат. Стараюсь долго не задерживаться взглядом на полуживом теле мачехи, вид которого будоражит не самые лучшие воспоминания. Они даже на мгновения стопорят меня: картина слишком знакома. Пусть Марина поменяла здесь всё до последнего гвоздя, не смогла изгнать из этой комнаты главного – запаха смерти. Возможно, не будь она такой стервой, я бы даже проникся к ней сочувствием. А так, она лишь пожинает плоды своих действий, мысль о которых возвращает в реальность.
Лина, твою мать.
Пулей спускаясь вниз, хотя уже знаю, что нихрена там не найду свою сводную сестрёнку, которая внезапно – буквально одним махом – сменила правила нашей игры.
Я готов взорваться, и причин тому ничерта не нахожу. Вернее, нахожу, но старательно отсылаю их лесом. Буду думать об этом потом.
Когда долетаю до охраны, меня уже несёт. И это я понимаю из округлившихся и явно понимающих, что что‑то случилось глаз охранника – Алексея.
– Где Лина? – рычу, послав все принципы «не палиться» куда подальше.
Да я собственно и не думаю, у меня буквально мозг кипит от воспламеняющей его злости.
Алексей ещё ничего не отвечает, а я уже знаю, что мне ни черта его ответ не понравится. Потому что он чуть подаётся назад, очевидно именно в этот момент осознавая, что допустил ошибку, хотя и стойкости не теряет.
– Она вышла, – просто и без запинок докладывает он, и у меня, наверное, окончательно сносит крышу.
– В смысле, она вышла? – как идиот повторяю, а сам удивляюсь ступору, который поражает меня.