Одна ночь – Две тайны

Дрожащими руками ставлю телефон на базу, после чего воспоминания накрывают меня ударной волной.

На меня накатывают слезы. Они разъедают мою кожу, выжигают ее.

Я вновь переживаю тот страх. Те муки отчаяния, когда узнала, что больше никогда не смогу увидеть своих деток.

Я хотела бы вспомнить их… Но как вспомнить тех, кого не видела ни разу? Кого не могу назвать по имени…

Я не успела дать им имен… Лишь прозвища.

Пока они росли во мне я ласково называла их своими "капельками счастья".

А теперь нет у меня счастья. Ничего не осталось.

Со стороны холла доносится посторонний шум. Верхний свет включается.

Хенесси навострит уши. Убирает мордаху с моих коленей и что есть лап несется в сторону источника звука.

Если Назар увидит меня здесь всю в слезах, скорее всего, последуют вопросы. А я хочу обойтись без допроса. Хочу сама рассказать все от начала и до самого конца.

Я прохожусь ладонями по лицу, утираю следы минутного отчаяния и успеваю подняться с дивана прежде, чем Назар появляется в гостиной.

Сегодня он уже не кажется мне таким грозным, как вчера. Наверное, за сутки я успела привыкнуть к его внешнему виду.

Я нахожу его привлекательным. Чертовски привлекательным.

Он сильный и высокий как могучий титан. У Назара ярко выраженная челюсть и массивная шея, переходящая в широкие плечи. Небольшая щетина и короткая стрижка, придающая его внешнего виду невозмутимую серьезность. А самая яркая и броская черта, как по мне – соблазнительная ямочка на подбородке, визуально сглаживающая его шрам и усиливающая привлекательность этого мужчины.

От него исходит мощнейшая энергетика. Сбивающая с ног.

Он зверь. Прирожденный хищник.

И волчьи голубые глаза с чрезмерно большой радужкой видят меня насквозь или даже больше. Видят все мои страхи, нутро, всю душу.

Однако именно сегодня под этими рентгеновскими лучами его глаз я не ощущаю себя так, как будто меня рассматривают через окуляры микроскопа.

Сегодня его глаза излучают тепло. Каждая клеточка моего тела наполняется теплотой, пока он стоит в проходе и смотрит на меня.

Мне порой так не хватало этого. Банального человеческого тепла.

– А, проснулась уже, – завязывает диалог рокочущим басом, глядя на меня, пялящуюся на него безо всякого стыда.

Смаргиваю с глаз пелену задумчивости и киваю.

– Ага.

С пятки на носок перекатываюсь.

Неловко, что он застал меня в гостиной.

Я точно не знаю, разрешается ли мне выходить из комнаты, когда в доме нет никого, кроме собаки, которая в настоящий момент вьется вокруг своего хозяина и напрашивается на ласки. А хозяин тем временем безжалостно игнорирует ее.

– Завтракала?

– Нет еще.

Нахмурив брови, Назар поглядывает на свои наручные часы.

– Тогда идем обедать! – звучит не как приглашение на обед, а как призыв к расстрелу.

К его командирскому, леденящему тону еще необходимо привыкнуть.

– Сейчас, только отлучусь ненадолго в ванную.

Через минут десять вхожу в кухню, принюхиваюсь к изумительному аромату запеченой картошечки и тушеного мяса с овощами, аккуратно разложенных по тарелкам. Выглядит аппетитно. Как шедевр искусства – кусочек к кусочку, словно этим занимался какой‑нибудь знаменитый кулинарный блогер.

В застывшей позе Назар восседает за столом. К еде не притрагивается. И тепло больше не излучают его глаза.

Неужели где‑то накосячила?

Аж не по себе становится. Я ведь заставила его ждать.

Быстренько проскальзываю за стол, вооружаюсь вилкой и ножом, скрещиваю их, подняв над своей головой.

– Приятного аппетита! – получается театрально, как боевой клич.

Таким образом я надеялась разрядить обстановку и вызвать у Назара хотя бы подобие улыбки, но не вышло.

Угрюм, как старуха у разбитого корыта.

– Готовить умеешь? – интересуется Назар, вздевая на вилку кусочек мяса.

– Умела… когда‑то. Не так вкусно, конечно, – неуверенно.

– Теперь у тебя будет уйма времени. Попрактикуешься недельку‑другую, а там и доведешь свои умения до идеала, – намекает он на то, что я попала далеко не в санаторий.

Этого зверя мне нужно будет кормить до сыта, а ест он, как я погляжу, за троих.

Я нисколько не против. Мне будет приятно ухаживать за ним. Как‑то иначе отплатить ему за помощь и проявленную ко мне доброту я больше ничем не смогу.

Доедаем мы в тишине. Разве что приборы изредка лязгают о керамику.

Стараюсь жевать как можно тише и проглатывать, чтобы лишний раз не напарываться на его взгляд исподлобья. Временами он смотрит на меня так, будто в чем‑то подозревает.

Отобедав, Назар загружает посуду в посудомойку, я протираю стол. Как только он разворачивается, тогда мне становится ясно, почему его взгляд казался мне подозрительным.

– И кому ты звонила? – после заданного вопроса внутри ощущается колоссальное давление.

– Извините, что воспользовалась без спроса. В следующий раз я…

Назар обрывает меня на полуслове, приблизившись ко мне на расстояние вытянутой руки.

– Я разве сказал, что тебе запрещается пользоваться телефоном? Я всего лишь спросил "Кому. Ты. Звонила"?

Сглатываю вязкую слюну.

Вообще‑то я не собираюсь лгать. Но на всякий случай отвожу в сторону глаза. Склонив голову, говорю как есть:

– Домой.

– Дом, в котором ты была прописана? – указательным пальцем поднимает мою голову за подбородок, прищуривается, выискивает что‑то на дне моих глаз. Киваю неубедительно, пока он не добрался до содержимого души. – Что заставило тебя оттуда выписаться?

Я разеваю рот в изумлении.

Откуда он знает?

– Это довольно сложная история.

– Так и я не так прост. Рассказывай!

Вижу, что не отстанет.