Одна ночь – Две тайны
Зачем ей вилка, если Света умело пользуется китайскими палочками, отправляя в рот огромные куски риса, начиненные всякой ерундой.
Морщусь. Ненавижу суши. А она же уплетает за милую душу и еще забавно причмокивает при этом.
Закончив с японской кухней, Света приступает к разделыванию дальневосточного краба. Глотает огромные куски натурального мяса, мычит. Пальцы свои облизывает и глаза прикрывает, словно испытала запретное удовольствие.
Неплохо. Такой реакции на крабовое мясо я прежде еще не видел.
Света ставит финальную точку трапезы на тарталетке с икрой.
Она принюхивается к ней, высовывает кончик языка. Стрельнув своими глазами в меня, соблазнительно слизывает икринки с верхушки. Держит во рту, рассасывает зерна.
И подобным образом она проделывает с каждой: лижет, держит во рту, рассасывает. Взглядом меня находит. Лижет, держит, рассасывает…
В области груди запершило. Оттуда зверь наружу просится. Тот, что обычно привык брать без спроса и ни о чем не сожалеть. Снова брать, утолять свой голод и не думать ни о чем.
Ох уж, этот язычок… Да я бы его…
Фантазия моя включает боеспособный режим и пририсовывает к ее розоватому языку то, чего на самом деле нет.
Нет и быть не может.
Не в этом доме. Не с ней…
Да закажи ты себе уже бабу!
Тем не менее все мое нутро становится на дыбы, игнорируя идею с продажными женщинами. Оно настойчиво посылает мозгу сигнал о немедленном распятии обольстительного объекта на кухонном столе.
Одуреть.
Столько разных женщин за всю свою жизнь перебрал, а такого непорочного совершенства в своей постели не припомню даже.
Кажется, я влип по‑крупному. Сдерживать своего зверя внутри рядом с ней мне будет крайне сложно.
Ну, все. Хватит уже.
А то ведь такими темпами Света и до связки бананов доберется. Очистит его от кожуры, в рот положит, а там и с цепи сорваться недолго.
Ладно. Задобрил, а теперь можно смело и к делу приступать.
Передернув плечами, я скидываю с себя морок. Как только кровь отливает от стратегических мест, я выдвигаю стул, ставлю его спинкой вперед и присаживаюсь напротив нее.
Свете неловко сразу становится. Она кладет надкусанную тарталетку в тарелку, руки под столом прячет.
– Наелась? – спрашиваю, заглядывая в глаза.
Она кивает, вытирает ладонью свой рот от крошек.
– Да, большое спасибо.
– Вкусно было?
– Очень. Вы просто не представляете, как…
– Хочешь, чтоб так было всегда? – несмотря на то, что мне нравится ее голосок, я перебиваю ее. – Не только по части еды. Хочешь, чтобы в целом жизнь стала вкусной и разнообразной?
Она моргает недоуменно.
– А кто же не хочет?
– Я нисколько не сомневался в твоем ответе. В таком случае у меня к тебе имеется весьма выгодное предложение, – выставляю руку вперед, не давая ей вставить свое слово. Вижу, что уже насторожена. – Предупреждаю: второго такого шанса у тебя не будет, поэтому советую хорошенько все взвесить. Подумай, как может измениться твоя жизнь, если ты примешь мое предложение.
– Х‑хорошо. И что же вы хотите мне предложить? – спрашивает тихо, почти беззвучно и не мигает совсем.
Тут главное не спугнуть раньше времени.
А как не спугнуть того, кто всего вокруг боится?
Но, помнится мне, девочка она наивная. За две тысячи едва свободы не лишилась.
А мое же предложение кардинальным образом отличается от предыдущего. За сдельную работу на кону огромные деньги. Ставка в четыре тысячи раза больше, чем ей предлагали в наркопритоне.
– Свет, ответь, а у тебя мужчины уже были? – захожу издалека.
В первую очередь мне нужно удостовериться, что прекрасный цветок уже был ранее "опылен", иначе разговор потеряет смысл.
Света смотрит на меня в упор и молчит.
– Так ты девственница, да? – уточняю, принимая молчание за нежелание признаваться в своей неопытности. – Просто ответь. В этом ведь нет ничего постыдного…
Осмелев, она перебивает меня:
– Мужчина! – восклицает она, делая выразительный акцент на окончании. – Один мужчина и все!
Что ж, я рад, но довольную улыбку приходится подавлять, потому что самой Свете этот факт, как мне кажется, немного омрачает.
В душе она презирает того мужчину, что сотворил это с ней. Из‑за него ненавидит себя… Ту, которой она стала после него.
Она считает себя грязной, использованной, выброшенной.
– А дети у тебя есть?
Вижу реакцию, но не ту, что ожидал. Света начинает мешкать. Глаза на мокром месте. Зрачки бегают из стороны в сторону, кожа на лице сереет, а над верхней губой проглядывается испарина. Нервничает молодуха знатно от обычного на мой взгляд вопроса.
– Так есть или нет? – давлю.
– Нет, – выдыхает, мотнув головой. – Нет у меня детей.
– А хочешь?
Внезапно Света заходится слезами.
– Хочу! – выпаливает она. – Хочу очень! Хочу своих деток! Хочу увидеть их, на руках подержать. Хочу узнать как они пахнут. Хочу услышать их смех! Хочу! Я всего этого хочу, Назар.
Напрягаюсь всем телом до состояния взведенного курка.
Не успели подойти к сути, как проблема нарисовалась.
Она не должна хотеть детей. Не должна привязываться к тому, что будет расти у нее в животе.
– А зачем вы спрашиваете? – хлюпнув, с надеждой вглядывается, а меня жалость к ней снова пронимает.
Отставить жалость и прочие сопливые эмоции!
