Одна ночь – Две тайны
– Завтра отправлю тебя в клинику на обследование. Если твое здоровье позволяет, то в ближайшее время заключим контракт суррогатного материнства! – безапелляционно заявляю и продолжаю давить: – Свет, ты в невыгодном положении. Тебе нужны деньги и стабильность, а мне нужен здоровый ребенок! Ты родишь мне его, а я взамен устрою тебе лучшую жизнь. Ты выберешься из нищеты и получишь независимость.
Света пребывает в шоке. Внешне она превратилась в бледное изваяние: не двигается, не моргает, не дышит. Лишь слеза, удерживающаяся на кончиках ресниц, выдает в ней жизнь.
Я руки складываю на спинке стула, устремляю взгляд на циферблат наручных часов. Даю ей время переварить сказанное мною и убедиться, что данное предложение станет для нее трамплином в счастливое будущее, где больше не будет темных полос.
Однако терпение – это то, чем я никогда не мог похвастаться.
Оно иссякает по прошествии двух молчаливых минут.
Возвращаю взгляд с часов на Свету.
– Итак, озвучь свое решение, – требую я. – Ты выберешь два миллиона плюс бонусы в виде проживания в моем доме, еды на любой вкус и брендовых шмоток или предпочтешь скитаться по улицам в обносках и перебиваться куском заплесневелого хлеба?
– Мне… я могу подумать? – пищит она как мышка, смотря сквозь меня.
– Сожалею, но время на раздумья вышло, – наваливаюсь грудью на край стола, силой мысли заставляю сделать правильный выбор. – Мне нужен ответ. Незамедлительно!
Света не выдерживает прессинга и ударяется в слезы.
А я такое вот вообще не терплю. Матерись, ори, протестуй сколько угодно, но только нюни не распускай.
Выдергиваю из подставки горстку салфеток. Тянусь к Свете через весь стол и подчищаю за слезами мокрые следы, чтоб глаза мои их больше не видели.
Внезапно она руку мою отпихивает от себя. С остервенением. С сидевшим внутри нее протестом. Света осмеливается показать мне свои зубки.
Характер свой проявляет не к месту.
Но все же он у нее имеется. И это я считаю хорошим знаком.
Пора бы ей уже завязывать быть бесхребетным существом.
– Получается, это было вами спланировано? – ревет она с осуждением, сжимает ладони в кулаки от приступа злости. – Вы увидели во мне жертву и загнали в ловушку с суррогатным материнством, да? А как же те слова о том, что вы не обидите меня больше!?
Больше? Разве я хоть раз позволил себе что‑то лишнего? Не посмел бы…
На мой взгляд все, что я делаю для нее сейчас, должно пойти ей на пользу.
Я не обижаю тех, кого обижает жизнь. Я даю ей шанс, который может оказаться последним.
– Я тебя никогда и ни в чем не ущемлю, если ты выполнишь мою просьбу. Ты будешь под моей защитой все то время, пока будешь носить моего ребенка.
– А потом? – всплескивает она руками. – Потом вы как обычно вышвырнете меня!?
Как обычно? Да что она несет?
Монстра из меня какого‑то делает.
– Как только контракт будет исполнен, ты сама от меня уйдешь! – понижаю голос. – Ну так что? Вердикт!
Ее буквально терзают сомнения. Пожирают по кусочкам.
Ей больно, неприятно, стыдно. Но это пустяки в сравнении с тем, через что ей приходилось проходить раньше.
Света распрямляет плечи и тогда я наблюдаю в ее взгляде то, чего никак не ожидал увидеть в столь короткий срок – гордость.
В ней проснулась чертова гордость.
Безусловно, в каких‑то моментах она приходит на выручку, но в данном случае гордость может стать камнем преткновения. Она может лишить ее последнего шанса.
– Я согласна! – этот уверенный вердикт убеждает меня, что и против гордости можно пойти. – Я принимаю ваши условия. Я стану суррогатной матерью!
Я награждаю ее одобрительным взглядом, поднимаюсь из‑за стола и протягиваю ей свою ладонь.
Хватит мучить девчонку. Сейчас ей как никогда требуется спокойствие.
– Раз так, то пойдем, я провожу тебя в комнату, в которой ты будешь жить.
Ни секунды не раздумывая, Света вкладывает свою руку в мою ладонь и я крепко сжимаю ее.
Теперь ты станешь моей самой острой фантазией…
Лишь фантазией…
4. Костыль
Поначалу я думал, что Света сбежит от меня при первой же возможности. Я даже не стал вытаскивать ключи из замочной скважины входной двери, чтобы не усложнять ей побег.
Я погасил во всем доме свет, лег в постель и всю ночь прислушивался к звукам, исходящим из соседней спальни, в которой она обустроилась. А никаких звуков я так и не услышал. Ни единого.
Так и уснул, держа в уме мысль, что я ей тоже нужен.
Она умная девочка. Правда, в силу своей неопытности порой совершает глупые поступки, но она далеко не глупая.
Поутру я заглядываю в ее комнату. Она спит беспробудным сном, зажав пуховое одеяло между ног. Так сладко, что не осмеливаюсь будить.
Я пишу записку и оставляю ее томиться на соседней подушке.
Наказываю Хеннесси охранять нашу гостью, а сам отправляюсь исправить кое‑какое недоразумение.
При подъезде к нужному дому я иду на таран, не сбавляя скорости. Поддав газку, машина бампером сносит и без того держащийся на честном слове забор. Он разлетается в щепки. Резко давлю по тормозам и паркуюсь на участке, заваленном всяким хламом, пустыми пивными банками и окурками.
Выхожу из машины, пока кипишь в доме не поднялся. В этот момент на веранде показывается перекошенная в испуге морда "Костыля".
– Пацаны, шухер! Рвите задницы, Молот нагрянул! – орет он дурниной, после чего из дома как тараканы повылазили наркоманы и, шевеля "усами", рассредоточились по углам кто куда.
Мне плевать на остальных. Костыль тут всем заправляет. С него и спрос будет.
Он понимает масштаб надвигающейся на него проблемы и удрать от меня пытается через соседний участок. По усаженному у себя за домом конопляному полю бежит, несмотря на хромоту. Оглядывается на меня из‑за плеча, запинается, падает и вновь поднимается. А я преследую его. Позволяю себе идти прогулочным шагом за ним, наблюдая за его предсмертными судорогами. Мой один такой шаг, как его пять.
