Ошибки, которые мы совершили

Это предположение мне понятно. Истон на этой кухне казался не тем мальчиком, что убедил меня забраться в школу или украл мороженое, а выглядел так же.

– Все в порядке. Ты ничего мне не должна. Не нравлюсь так не нравлюсь.

Но он ошибался – Истон мне нравился. Мы вышли с едой на улицу и устроились на террасе. Ели с бумажных тарелок, которые постепенно промокали, и смотрели на гостей, которые усеяли двор подобно чернильным пятнам на бумаге.

– У вас всегда так много народу? – спросила я.

– Ага, – ответил он с набитым ртом.

Я зажмурилась и попыталась представить всех у нас во дворе. Это оказалось невозможно. Им просто не хватило бы места. Но у Олбри жизнь казалась безграничной. Она выплескивалась из дома и затапливала мягкую траву, что оттесняла озеро. Воздух наполнялся музыкой и смехом, и бриз с воды уносил их в неизведанные края.

Я словно оказалась на другой планете, в мире, где прежде не бывала, – безмятежном и радостном… пока я не услышала крики.

Около дома стояла мама. Ее волосы были пожелтевшими, с рваными от краски и лака концами. Она носила дешевую одежду как дизайнерскую. Стразы на карманах джинсов, черная блузка ей явно мала. Я на мгновение застыла от восхищения, ведь моя мать была красива иной красотой, нежели все вокруг.

Я заметила потрясенно приподнятые брови, рты, застывшие в форме буквы «о». Они видели Анну Трумэн не так, как я.

Сэндри пересекла двор уверенными спокойными шагами с единственной целью.

– Кто это? – спросил Истон у братьев.

– Анна, пожалуйста, – услышала я слова Сэндри.

Взгляд мамы был тяжелым, а лицо – красным, словно мама Истона сотворила что‑то ужасное.

– Ты совсем обнаглела?

– Анна, это всего лишь трапеза, – голос Сэндри звучал разумно и взвешенно. И в этом заключалась ее ошибка. – Эллис здесь весело. Разреши ей остаться.

– Ага, трапеза. – Моя мать выплевывала слова, словно яд. – Эллис! – позвала она меня, и я отшатнулась.

Моя мать устроила очередную сцену.

Сэндри пыталась спасти ситуацию, которая стремительно развивалась.

– Тру не стал бы…

– Даже не начинай это дерьмо, Сэндри. Ты не имеешь никакого права так со мной разговаривать только потому, что вы с Тру когда‑то были близки.

Я встала. Вместе со мной поднялся и Истон.

Сэндри не казалась обиженной или рассерженной, просто уставшей.

– Анна, я не пытаюсь…

– Я не хочу, чтобы ты общалась с Эллис, – усмехнулась моя мать. – Не хочу, чтобы ей промывали мозги культом.

Терпению Сэндри пришел конец – она выпрямилась и стиснула зубы.

– Тогда, надеюсь, в следующий раз, когда у Тру будут проблемы, ты сама его и вытащишь, – сказала она. – Не хочешь, чтобы я общалась с твоей девочкой? Так удели ей достаточно времени, позаботься о ней сама.

Я сделала шаг вперед, и Истон положил ладонь мне на руку. У него на лице отразилось замешательство, мне было ненавистно смущение, которое на меня нахлынуло. Я снова шагнула вперед, Истон меня придержал, но слишком поздно, моя мать меня увидела. Она двинулась к нам.

– Вот ты где, – сказала она. – Ты что, не слышала, как я тебя звала?

Я молчала, остолбенев.

– Я думала, мы это уже обсудили.

Из‑за моего безмолвия в глазах мамы вспыхнул огонь.

– Пойдем! Тебе ждет Тэнни у бабушки! – Мама схватила меня за запястье. Я знала, что Тэнни меня не ждала. Этой ложью мать пыталась заставить меня делать то, что ей нужно.

Она посмотрела на руку Истона, и я ждала, что он отпустит и извинится. Но вместо этого Истон стиснул челюсти и сверлил мою маму взглядом, в котором явно читались неодобрение и гнев.

Никогда прежде мне не доводилось видеть, чтобы ребенок так смотрел на взрослого.

Я высвободила руку и вслед за матерью пошла со двора. Она велела мне никогда больше не разговаривать с этими людьми, и я согласилась. Если уж на то пошло, так лучше для всех.

Я была проблемой, и это следует за мной повсюду.

 

5

 

«Просто приезжай». Разглядываю сообщение, лежа в кровати. Я уже давно удалила историю чата, в которой были годы сообщений, снимков экрана и видео, и теперь это единственные слова в нашей переписке.

Все остальное я отправила в прошлое, которое мне нельзя посещать.

В горле встает ком сожаления, когда я смотрю на пустой экран и спрашиваю себя, что он видит у себя. Остались ли у него наши сообщения? Перечитывает ли их, или ему так же больно, как и мне?

«Просто приезжай».

– Привет, – за открытой дверью моей спальни появляется тетя, – звонил твой папа.

Знаю. Он сначала позвонил мне. У меня множество пропущенных звонков из тюрьмы, помимо других сообщений и уведомлений, которые я отказываюсь читать.

– Он расстроился, что не смог с тобой поговорить. – Тетя прислоняется к косяку, и на меня на мгновение накатывает чувство вины за игнорирование звонка. А потом я думаю, что ему, наверное, понадобились деньги. – Ты не думала с ним встретиться, когда… вернешься домой? – спрашивает она, пытаясь придать голосу непринужденность. Но тетя знает, что держит в руках бомбу, говоря со мной об Олбри.

Я заставляю ее принять решение о нашем разговоре.

– Домой?

Тетя выбирает храбрость… или глупость. Кажется, для Трумэнов грань между ними слишком тонка.

– Я разговаривала с Такером. – А потом добавляет: – И с Сэндри.

Мысль о предательстве проскальзывает в мой разум подобно змее, прежде чем я решаю раздавить ее каблуком. Я забываю, что она выросла с Сэндри. Забываю, что тетя Кортни – одна из немногих, кто уехал из нашего городка. Может, она и правда из храбрых Трумэнов. А я еще не решила, из каких я сама.

– Я не поеду.

– Эллис. – Ее голос становится выше, но тон смягчен жалостью.

– А ты повидалась бы с бабушкой, если бы вернулась? – Я хочу, чтобы мои слова звучали обвинительно, но вместо этого получается просто вопрос. Мне любопытно, что она скажет.