Ошибки, которые мы совершили
Это всего в двух кварталах отсюда, потому что в пляжном городке Сан‑Диего все неподалеку. Тетя Кортни машет нам на прощание и уходит на парковку, а я игнорирую собственное чувство облегчения. Как же паршиво испытывать его по отношению к человеку, который всегда так добр ко мне.
Я шагаю навстречу волнам, а Такер подходит к фургончику, где продают буррито. Тихий океан так шумит, что вокруг почти тихо. Тишина, в которой ты оказываешься, подобна туману, в какой‑то момент ты перестаешь в нее вслушиваться и начинаешь чувствовать. Я зарываю ноги в песок и смотрю, как солнце погружается в черную воду.
Такер бросает на песок между нами коричневый пакет с чипсами, и я опускаюсь рядом с ним. Он протягивает мне буррито.
– Аль пастор[1], без риса, без бобов, потому что ты невыносима.
Я обшариваю пакет.
– А где зеленый соус? – спрашиваю я.
– Сказали, закончился.
Я смотрю на него.
– Ты знаешь, что у тебя голос становится выше, когда ты врешь?
Он насмешливым тоном подражает моему голосу:
– Спасибо за буррито, Такер. Ты лучше всех. Спасибо, что бросил все, чтобы погулять. Схожу за зеленым соусом сама, я же не трусиха.
У меня вырывается стон. Как будто соус – это сейчас самое важное и я без него умру.
– Ты знаешь, что продавщица меня ненавидит. А тебе всегда дает зеленый соус с добавкой.
– Как драматично, – бормочет он, разворачивая фольгу, – ничего не могу поделать с тем, что Марии нравится все красивое.
Мы поднимаем буррито, и Такер делает снимок на фоне волн. Он подписывает его как «Праздничные буррито с моей девочкой». Я откусываю край лепешки и смотрю на горизонт. До нас доносятся крики людей, играющих в воде. Море уже начало выползать на берег.
Доев, Такер откидывается назад, опираясь на локти, и смотрит на закат.
– Ну, что дальше?
Он спрашивает не про сегодняшний вечер и не про завтрашний день. Он спрашивает о том, чем я собираюсь заняться теперь, когда я окончила школу. Теперь, когда мне восемнадцать. Теперь, когда я свободна.
Я провела весь последний год жизни в ожидании. Ожидании, когда наконец сделаю выдох, что сдерживала с последнего лета. Ожидании, когда забуду обо всем том, чего у меня нет. Ожидании, когда забуду о нем.
Мы с Истоном собирались попутешествовать, закончив старшую школу. И только после того как мир проникнет в нас до самых костей, а мы разбросаем по нему частички себя, мы пошли бы в колледж. Вместе.
Но вместо участия в празднике полной луны в Таиланде и планирования лучших способов потеряться в Праге я провела выпускной год, пытаясь разобраться, кто я, когда все это исчезло.
Без Истона.
– Калифорнийский университет в Сан‑Диего. – Мой ответ звучит как набор слов, но мне хочется, чтобы в нем слышался оптимизм. В колледже я могу решить, кем хочу быть. – Летом буду работать, а осенью пойду учиться.
– И это все? – спрашивает он.
Я набираю пригоршню песка и выпускаю его струйкой.
– Наверное.
Такер задумчиво мычит.
– Она тобой гордится, – я не спрашиваю, кого он имеет в виду. К чему тратить наше время – он говорит о своей маме. – Она хотела бы быть здесь.
Естественно, она хотела, но у нее нет такого права. Я еще глубже погружаю ноги в песок.
– Да мне как‑то все равно.
Такер смеется, но невесело.
– Ты худшая из всех лгунов.
Я чувствую необходимость оправдаться перед ним, что уже само по себе раздражает.
– Я сделала все, как она просила. Переехала в Калифорнию. Окончила старшую школу. Поступила в колледж. Она хотела быть здесь ради нее самой. Потому что все получилось именно так, как хотела она.
Но я не уверена, что все получилось так, как хотела я.
– Эллис, я знаю, ты сама в это не веришь, и только поэтому я сейчас не закапываю твое мертвое тело в песок. Моя мама тебя любит. И всегда любила.
Может, когда‑то и любила. Вероятно, было время, когда Сэндри Олбри любила меня как свою дочь, но так давно.
– Ты сказал ей про Калифорнийский университет в Сан‑Диего? – спрашиваю я.
Он открывает рот, чтобы ответить. Закрывает. Снова открывает.
– Думаю, об этом она должна услышать от тебя, так ведь?
Он прав, и эта мысль меня раздражает. Я хочу рассказать Сэндри. Хочу увидеть, как на ее лице отразится гордость, даже если это лишит меня моей собственной, потому что в глубине души я все время надеялась: мои достижения означают, что я заслужила право вернуться домой. Думала, если я буду достаточно хорошей, достаточно тихой, достаточно послушной, то меня сочтут достойной прощения.
И теперь, пожелав Такеру доброй ночи, умывшись и довольно рано отправившись в постель, я лежу и трачу бессонные мысли на то, как расскажу ей о Калифорнийском университете. Но, если честно, сейчас меня больше беспокоит не она… а он.
Меня беспокоит, что Истон узнает. Будет ли ему больно? Или все равно, что я поступила? Неважно! Он больше не является частью моего плана.
Теперь, когда меня ничего не отвлекает, я ощущаю вес пустоты. Она оплетает меня подобно веревке и режет до крови. Я открываю страницу Истона в социальной сети – привычка, от которой мне, кажется, никогда не избавиться.
Он. Друзья. Улыбки. Сара. У Истона Олбри все отлично.
Он окончил старшую школу в окружении своей семьи. Дома ему устроили большую вечеринку. Он получил все то, что бывает у учеников, когда они прощаются со старшей школой. Из меня словно прорывается поток, и я делаю то, что не должна: звоню ему.
Пальцы набирают номер, который я запомнила в тот же день, как он у него появился, но свой блокирую. Многие не принимают звонки с незнакомых номеров, но Истон берет трубку – каждый раз.
Я задерживаю дыхание и жду, когда мне ответят.
– Алло? – Голос такой, каким я его помню: глубокий и слегка сиплый, словно Истон подавляет в себе чувства.
Я ничего не говорю.
[1] Al pastor (исп.) – «по‑пастушьи». Начинка из свинины, замаринованной в специях и приготовленной на вертеле (Здесь и далее прим. пер.).
