Ошибки, которые мы совершили
Я решила провести остаток дня, читая старые путеводители, и именно за этим занятием нашел меня Истон днем в воскресенье.
Я сидела на складном стуле на крыльце с путеводителем по Коста‑Рике. То и дело ерзала, когда пластиковые полоски сиденья слишком глубоко впивались в меня, и читала о самом длинном в мире зиплайне, проходящем мимо водопада.
Мама ушла, не потрудившись сообщить, когда вернется, а отец уехал по делам. Я как раз дошла до рассказа о хостеле, где можно спать в гамаках на пляже, когда услышала, как кто‑то говорит:
– Серьезно?
В грязи, что должна быть лужайкой, стоял Истон Олбри в своем лучшем воскресном костюме. Его галстук развязался, а ботинки покрылись пылью после прогулки по нашей подъездной дорожке.
– Что? – спросила я, опуская ноги на землю, и положила книгу рядом со стеклянной банкой с фиолетовым «Кулэйд»[1].
– Ты просто сидишь на крыльце и ничего не делаешь – и это в воскресенье? – В его вопросе помимо неприятного удивления слышалось и обвинение, сути которого я не поняла.
Я посмотрела на дорогу, словно к дому в любой момент могла подъехать мама. Может, я что‑то пропустила?
– Ну да, а что?
Лицо Истона скривилось, словно я ляпнула что‑то неприличное, а потом он громко рассмеялся.
– Больше не будешь. Меня за тобой отправила моя мама.
У меня в животе нервы свились в тугой комок.
– За мной? А зачем?
– Чтобы я привел тебя на воскресную трапезу. Она не помнит, ходила ли ты на причастие, но пастор уверен, что ты не была на таинстве с тех пор, как… Ну, ты знаешь.
Я знала. Все знали. Моя мама могла быть… моей мамой.
Мы больше не ходили в церковь, но никто не спрашивал почему. Очевидно, всех вполне устраивало, что Трумэны оставались дома.
– Может, мы атеисты, – ответила я.
Он простонал. У нас в городе в церковь ходили даже атеисты.
– Ну сегодня ты пойдешь на трапезу.
– Да все нормально, – я подняла стакан и сделала несколько больших глотков.
Он наморщил нос, глядя на меня.
– Фиолетовый – это не вкус.
– Виноградный.
– Я никогда не ел винограда, который так выглядел бы. – Истон переступил с ноги на ногу. – Ну так ты идешь?
– Мне как‑то не хочется идти.
– Ты думаешь, это я прошу тебя прийти на обед?
Мои ребра охватило болезненное чувство неловкости. Может, я ошиблась и он не хотел, чтобы я пошла с ним.
– Я не могу вернуться без тебя.
– Я не хочу никуда идти! – Уверена, ему не удастся меня заставить, более чем уверена.
Он глубоко вздохнул.
– Я тоже не хотел идти сюда, пока пироги не выставят на стол, и все же я здесь. И теперь мои братья съедят самые вкусные, а мне останется только отвратительный ванильный, который испекла миссис Уоллмонт.
Я решила с ним не спорить, чтобы он поскорее ушел. Велика вероятность, что домой вернется отец и увидит, кто здесь.
Истон подошел ближе, смахнул пыль с крыльца и сел.
– Выбирай: либо ты пойдешь со мной, либо я останусь здесь и проведу с тобой весь день.
Меня передернуло от мысли, что Истон так и будет сидеть у меня на крыльце. У отца, когда он появится дома, явно возникнут вопросы. Да и неизвестно, что скажет мать, вернувшись.
– У тебя есть другие книги? – Истон прислонился спиной к старым доскам.
Я встала.
– Ладно.
– Тебе, наверное, лучше переодеться. – Истон вроде бы не пытался меня обидеть, но по тому, как изменилось его лицо после этой реплики, я поняла, что он знает: обидел. От этого мне стало еще хуже.
Я вошла в дом. В моей комнате был бардак: одежда, листы бумаги, игрушки, что уже мне не по возрасту, чашки и тарелки, которые я не унесла на кухню, незаправленная постель и картинка с лошадью в дешевой рамке. Я поискала свою единственную юбку и негрязную кофту. Они лежали в углу моего шкафа рядом со старой парой туфель, которые мне принесла мама и которые мне нещадно жали. Переодевшись, я оставила короткую записку на конверте для папы, а потом вышла на крыльцо, расставив руки в стороны.
– Вот так отлично, – ответил Истон на мой молчаливый вопрос.
Мы вышли на дорогу.
– Тебе не нужно подождать и спросить у кого‑нибудь, можно ли тебе уйти? – Истон оглянулся на мой дом.
– Нет.
Мы молчали, пока шли по дороге, ведущей к его дому. У нас под ногами скрипел гравий.
По воскресеньям время будто останавливалось. На дороге ни единой машины, никто не работал во дворе, потому что все были в церкви на воскресной трапезе.
Мы срезали путь через пустырь и вышли к маленькому коричневому дому, что был мне незнаком.
– Куда мы идем? – спросила я, следуя за Истоном.
Он не обернулся, отвечая:
– Мне нужно кое‑что забрать.
Мы подошли к заднему крыльцу. В доме явно никого не было, царила странная тишина. Над деревянным крыльцом нависала оцинкованная крыша, а под закоптившимся окном стоял белый морозильник. Истон поднял крышку и порылся внутри.
– Что ты делаешь?
Вместо ответа он вытащил два фруктовых мороженых на палочке, покрытых ледяным налетом от морозильника.
– Это фиолетовое. – Истон протянул его мне, как меч. – Бери!
– Ты воруешь мороженое?
– Да его никто не ест. Оно тут лежит для внуков мистера Коннера, которые к нему не приезжают. Окажем ему услугу!
– Мы берем без спроса чужое. Это воровство.
– Я не ворую, – ответил он мне серьезным тоном.
[1] Сухая смесь для приготовления сладкого напитка с фруктовым вкусом.
