Основа жизни

Наша директриса носила кличку Жопа‑Голова. В недоразвитых учебных заведениях у всех есть кликухи, но Антонина Васильевна имела действительно объёмный зад и дикий начёс на голове. При этом ни плеч, ни груди. Так что погремуха была оправданной. Она вызывала меня к себе, что‑то говорила о том, что учёбу бросать нельзя. А я зевала. Потому что спать опять не давали. И я      не думала о директрисе, как об авторитете, скорее, наоборот, веяло от неё деспотичностью и архаичностью.

Я кивала головой и, когда меня отпускали, лениво плелась в сторону класса.

Во всех приличных школах основополагающие предметы обычно идут с раннего утра. Русский, литература, алгебра. В нашей школе после урока физкультуры, чтобы все идиоты выбегались и проснулись.      Сегодня в середине дня случилась у нас физра.

А ещё в нашей школе было столько спортивных секций, что работало аж пять учителей‑тренеров. А всё потому, что парней больше, чем девчонок. И если в нашем классе ещё есть чем тестостерон разбавить, десятый класс состоял полностью из парней, и все они были спортсменами. Называли их «носорогами«, и последняя девчонка, моя подруга Любка, сбежала от них в прошлом году, поступив в педагогическое училище в городе. А потому что приставали. Нагло, дерзко, почти всем классом. Она пыталась остаться на второй год. Но ей подфартило поступить и свинтить из этого ада. Благодаря старшему брату, который хоть и вышел из мест не столь отдалённых, но оказался вполне себе человеком.

 

Я ходила в школу в своём спортивном костюме и старых кроссовках. На смену у меня была ещё одна чёрная футболка. Чёрный цвет не только потому, что я папу не могла забыть, а ещё потому, что вещей не было, и я крайне редко их меняла.

– Олесенька, – позвали меня, когда я стояла у гардероба.

Я оглянулась. Старинные двустворчатые двери, в которых по задумке должны      быть вставлены стекла, но стоял поликарбонат, потому что всё время кто‑то разбивал стекло, и закупили просто рулон, который резали и заделывали им дыры, открылись. Из дверей вышла молодая повариха.

– Да, – зевнула я.

Это после физкультуры я так расклеилась. И опозоренная Севой перед всем классом вообще на физику идти не хотела.

– Олесенька, макарошки остались, покушаешь?

– Да! – обрадовалась я и направилась в столовую следом за жалостливой поварихой.

Нет! Наша школа самая лучшая. Вместо того, чтобы своим поросятам объедки таскать, поварихи их скармливали нам: чмошникам и нищебродам. Трэш и Шиша, я и десяток других, кого знали в лицо, обязательно будут накормлены.

Повариха алюминиевой поварёшкой выскребла со дна большой кастрюли порцию макарон. Полила их подливой. Уложила на тарелку два куска хлеба. Рядом поставил чай и сверху булочку.

– Спасибо, – расплылась я в улыбке.

– Кушай, дорогая, – кивнула мне добрая тётка, и я, довольная, с подносом пошла за стол в пустом зале, потому что уже начался урок. Села подальше от учительского стола. Там пили чай преподаватели, и я бы не хотела слышать, почему прогуливаю.

Не прогуливаю, а пропускаю ради хорошего подкрепления организма. Вряд ли моя синюшная мамаша что‑нибудь приготовит. Сожрано всё на закуску.

На таких радостях я, пожалуй, на алгебру схожу. Дома всё равно делать нечего. Туда только ночевать.

Еду жевала долго, сытость пришла обалденная, и потянуло спать ещё сильнее. Нужно было пойти на физику, там хотя бы выспаться можно, на алгебре не получится.

В моём кнопочном телефоне ничего интересного, кроме старых фотографий, где жив папа и подружка Любка живёт рядом со мной и Сашкой Верещагиной. Мы гуляем, играем…

Выкинуть что ли телефон, чтобы      депрессняк не мучил?

– Камора, это ты сожрала мои макароны?

Я лениво посмотрела в сторону низкорослого мощного уродца. Один из носорогов злобно смотрел на меня. Тоже прогуливал.

– Отвали, – фыркнула я и понесла пустую посуду ближе к кухне.

– Что Химер не кормит? – пристал поганец. – Плохо ублажаешь?

– Я сказала, отвали! – рявкнула я.

Но он не отстал. В столовке остались только шоколадки на продажу, а парень хотел полноценный обед. Я посмотрела на него, сузив глаза.

– Химеру расскажу, – предупредила я.

Это волшебная фраза, от которой веет феней, уголовщиной и поножовщиной. После неё все, кто ко мне пристаёт, убегают без оглядки. И я, кстати, тоже. Потому что Химер – моё личное проклятье. Поначалу я так не думала, а потом влипла по полной программе.

Звенел звонок, ревели звери. Перемена в нашей школе, как выгул бешеных собак. Я медленно шла к кабинету алгебры.

Я здесь своя. Слава у меня не очень хорошая, потому что однажды… Я совершила ошибку: сказала парню, который отсидел и которому уже двадцать лет, что могу с ним погулять. Погулять. А получилось немного другое. Это потом мне опытная во всех аспектах любви Ложкина Лерка, которая не слазит со своего инстаграма, сообщила, что нельзя заигрывать с такими взрослыми мужиками, они понимают всё конкретно. Поэтому от Химера я бегаю уже полгода, как только его сестра Любка уехала жить в город. Но все считают меня его бабой.

 

Не буду с мужиками больше заигрывать, буду с парнями своего возраста.

С ними безопасно. Если скажу, что будем гулять, так и поймут.

Да, Сева?

Он с Мошкиным сидел на первой парте и о чём‑то разговаривал. На нём светлый джемпер… Кто в нашу школу ходит в джемпере?      Себастьян, кто ж ещё.

Сверкнул на меня глазами серыми, и Мошкин тут же обернулся. Они замолчали.

Я бы Севе подмигнула, но в присутствии его друга не стала. Фыркнула и пошла к последним партам. Сашка не пришла… Лядиной и Ложкиной не было. Тугара пропала с Трэшем. И Васин не маячил.

Прогульщики. Все, как и я.

– Машка, а где все? – спросила я у одноклассницы, которая перед алгеброй ногти красила.

– Загребли в психушку, – на полном серьёзе ответила она.

– Меня забыли, – устало вытащила из своей потёртой сумки тетрадь и учебник.

Урок начался. Первым делом долговязая математичка отметила, кого нет в классе. Оказалось, правда, что половина прогульщиков пошла на какую‑то медкомиссию.