Основа жизни

И не нужен он мне! Не буду с ним заигрывать! Бесит!

– Что вылупился? – зашипела я. – Что смотришь? Вали в свою квартирку к своему оплаченному интернету и горячему ужину! Думаешь, я мелкая, грязная, нуждаюсь во всей этой фигне?! – я указала на кабинет алгебры. – Думаешь, весело так проведёшь время?

– Ты не знаешь, о чём я думаю, – спокойно заявил Сева.

– И о чём же ты думаешь? – сложила руки на груди и нагло смерила его взглядом. – О чём может думать парень в светлом джемпере, когда смотрит на девчонку в чёрном потрёпанном спортивном костюме, у которой дырки на кедах? Что я грязь? Что я дочь алкоголички, которая будет тебе благодарна за уделённое вашей светлостью время?

– Нет, – он не улыбался, смотрел на меня пристально. – Я думаю о том, что год назад ты меня на олимпиаде по алгебре уделала.

Я резко увела взгляд в пол. Тогда было совсем другое время. Другая Леся…

У него были красивые кроссы на ногах. Чистые брюки…

Я даже рядом не хотела с ним стоять. Мы настолько разные, что за ручку по школе не получится.

Хотела съязвить, не смогла. Отвернулась и ушла.

 

Девочкам нравятся хулиганы. Мы, конечно, ошибаемся, думая, что бандит или хулиган –      это сил и, защита. Я ведь тоже подумала, что Химер сможет меня защитить от матери и её собутыльников. На поверке оказалось, что чем аморальнее парень, тем страшнее существование с ним. То, что я не пью, не курю и не вступаю в интимную связь, остатки папиного воспитания. Но время диктует своё, и совсем скоро я стану очень плохой девочкой, потому что нельзя быть такой бесконечно одинокой.

Ещё девочки любят убогих и дурных. С убогими рождается приятная женскому сердцу жалость, и хочется заботиться о ком‑нибудь и нянчиться с ним, а с дурными всегда весело. И в том, и другом случае девочки вскоре устают и разочаровываются в жизни.

Девочкам редко нравятся спокойные, добрые и умные парни, потому что не соответствует это возрастным запросам, где жизнь должна бить ключом.

А я хотела.

Тишины, покоя и любви.

Мне моя бешеная жизнь не нравилась.

Накинув капюшон, я побежала по школьной дорожке, усыпанной жухлой листвой. Поздняя осень уже утратила торжественные и яркие краски. Не осталось на деревьях золотой и багряной листвы. После обеда подмораживало.

А за школьной оградой – хвойный парк, а может быть, это лес на территории посёлка. Неширокая заасфальтированная дорожка, вся в колдобинах, укрыта тенью раскидистых деревьев. А здесь, как говорится, зимой и летом одна картина. Сосны восхитительно пахли, стояли тёмно и светло‑зелёные. Но создавали мрачную атмосферу, потому что лесок глухой, дремучий, и что там, в глубине, творится, только токсикоманы знают.

Идти до дома недалеко, поэтому я не спешила и строила планы на вечер.

Чем займусь?

Пожалуй, я сделаю домашку по алгебре. Так, чтобы Сева удивился. Как я без его интеллигентных соплей обошлась.

Глупость.

Но я почему‑то за этот принцип хваталась, как за спасательный круг.

Что если попробовать и действительно оставаться в школе делать всю домашнюю работу? Меня там подкармливают, тепло, уютно. Там, на первом этаже, Трэш ремонт делает за деньги. Он      на стенах рисует детские рисунки для будущего детского сада, который откроют при школе в следующем году.

Чем я хуже?

Рисовать я, правда, не умею, но штукатурить смогу. Помещение под садик подготавливают, и таким отстойным, как мы с Никитой Савиновым, всегда найдётся подработка.

Эта мысль тёплой волной меня обвила и заставила вздохнуть полной грудью. Я ведь не такая, как мамаша. Я смогу пережить плохой период. Папа, думаю, мной бы гордился.

Резкий свист, я даже испугалась, содрогнувшись всем телом.

Химер шёл мне навстречу по узкой школьной дорожке, расставив руки в стороны.

 

 

 

2

 

 

Химер, он же Серёжа Часов, старший брат моей подруги Любки Часовой. Это её третировали носороги, когда в девятом классе она осталась единственной девчонкой.

По девичьей, детско‑юношеской сопливой фантазии      остаться одной в толпе носорогов – это так здорово и романтично! Столько внимание тебе одной. Только вот было Любе совсем невесело, потому что трое штанов попу от синяков не спасали, её постоянно щипали. Зажимали, домогались. Она никогда не красилась, одевалась как чучело на поле, а прохода всё равно не давали.

«А что такого?! – кричала дура Лерка Ложкина. – Девочки созданы для любви».

И завидовала Любе.

Если так посмотреть, то не для такой любви, которую все массово нам подсовывают, созданы девочки. Это настоящее насилие, после которого девочка резко портится и превращается в какую‑нибудь Соньку Лядину.

Разве этого хочется?

Мне нет.

Я хочу, чтобы за ручку по школе и до конца дней вместе. Хочу тихо, скромно, без страстей и скандалов, я с маминой пьянкой насытилась этим добром.

Но куда ни сунься, «девушка‑создана для любви» – означает разврат.

До этой мысли я дозрела не сразу. Когда Химер вышел из тюрьмы и вернулся в посёлок, я хотела пойти именно по стандартному развитию сюжета. А когда нескольких носорогов из Любкиного класса увезла скорая,      я влюбилась в такого геройского героя и защитника.

Химер гулял с одной бабой, избивал её, потом другую заводил. А я влюбленно на него смотрела и считала, что меня он точно бить не будет. Сказала ему, что хочу с верным мужчиной быть, и мне скоро восемнадцать.

Это был первый раз, когда Химер меня чуть силой не взял. Ещё я от него получила пару раз именно за то, что сопротивлялась.

Как же быстро ушла моя любовь. Прибавить к этому страшные истории его подружек, и я только окольными путями до школы и домой, на тусовках не бывала.