Основа жизни

Она улыбнулась, и я прилегла к ней. В щёку поцеловала.

– Уборку сделаю, отопление включу.

– Лучше печь растопи, платить нечем за электричество.

Платить нечем, а бухаем каждый день. Но это я не сказала. Радость от того, что мама наконец‑то выздоравливает, затмила все прошлые обиды. Я выбежала на кухню и принялась чистить рыбу.

Нашла масло растительное и муку. Горячей воды не было, бойлер мамины собутыльники тоже продали, поэтому я поставила чайник. Решила голову помыть и посуду.

Мы с мамой хорошо заживём. Уедем отсюда, чтобы не видеть этих алкоголиков, и пойдём работать.

Рыба жарилась, посуда была замочена, печь топилась. На голове полотенце.

Пол потом решила вымыть. Быстро наводила порядок. Дров почти не осталось, поэтому… Надо было думать, как дальше жить.

Подсушив волосы, я вернулась к маме. Она смотрела на меня и улыбалась.

– Какая ты красивая у меня. Посиди со мной.

Я быстро присела рядом и взяла её холодную руку в свои ладони.

– Волосы какие стали, – мама трогала влажные пряди,      и мне казалось, что она сильно постарела. – Как у отца, светлые.

– Мам, давай покушаем. Пожалуйста.

– Нет, Олеся. Иди одна поешь. Я потом.

Она отвернулась, как сильно больная простонала. Но я не сразу ушла, ещё посидела рядом.

Рыбы оказалось очень много. Решила оставить маме, остальное сунула в пластиковый контейнер, относительно чистый, и, накинув спортивную куртку, выбежала из дома.

К вечеру стало совсем холодно. Загорались фонари. Людно, машины ездили. Соседи с работы возвращались. Я прошла до конца нашей улицы, там в красивом срубе топилась печь.

Это дом Ромки Шишкова. Отчим его после пожара, в котором погибла жена, мать Шиши, перестал на время пить и отстроил новый дом. А потом опять запил.

Ромка стоял во дворе и трепался по телефону. Заметив меня, быстро направился к забору.

– Здорово, Леська! – улыбнулся во все свои нечищеные зубы. Чёрный замарашка

– Рыба жареная, – подала ему контейнер.

– Вау! – голодный Шиша схватил еду и сразу запихал себе в рот пару рыбин.      Набитым ртом пробубнил. – Выходи за меня замуж, Камора.

– Хотела бы я посмотреть на ту ненормальную, которая за такого, как ты, замуж выйдет, – рассмеялась я.

– Я на новенькой женюсь, – Шиша пересчитал рыбины. – Так, надо Трэшу отнести.

– На Аньке что ли? На Белой Плесени?

Пришла к нам пару дней назад новенькая, пришибленная девка. В юбке, когда вся школа только в брюках ходит. Бледная поганка. Мямля какая‑то. Если б не Катька Тугарина, за которую эта Плесень уцепилась, убили б нафиг сразу. У нас забитые не живут в школе. Для слабых места нет.

– Не называй её Плесенью, – насупился Шиша.

– Это твой любимый Трэш придумал прозвище, – напомнила я. – Что на блондинок потянуло?

– Ага, – довольно улыбнулся парень, который, как я подозревала, уже был опытным. Потому что шлялся по притонам, а там чего только нет. – Вот ты русая, а Анька просто белоснежная.

– Смотри не испачкай своими грязными ручонками, – я поёжилась от холода. – У меня мать пить бросила.

– Женский алкоголизм не лечится, – заметил Шишков и вышел ко мне на дорогу.

Мы вместе пошли с ним от его дома, где скорей всего уже собрались друзья‑пьяницы отчима.

Не попрощавшись, мы разошлись в разные стороны на перекрёстке. Как‑то само собой забылось, что я хотела сделать уроки. Зато сытые. Ромка тоже иногда кормил меня. Это так заведено: помогать друг другу.

Пожалуй, с такими одноклассниками не пропадёшь.

В доме горел свет, когда я подошла ближе. Я улыбнулась. Маме, наверно, полегчало.

Радостная забежала во двор, влетела в дом. Печь топилась, было светло…

Эта помятая баба, что сидела у нас за столом, была родной матерью Трэша. Тётка Лида. Пришла с бутылкой водки и какой‑то закуской. И мама выздоровела. Выставляла красиво на стол остатки жареной рыбы.

Мне посуду мыть перехотелось и уборку делать тоже. Глядела разочарованно и убито, как женщины разливают по стаканам алкоголь.

– Как Олеся выросла! Красивая! Для моего Никитушки невеста, – заплетающимся языком сказала мамина собутыльница.

Первый порыв – разбить бутылку об её голову.

– Отличница, поступать будет, – сказала мама и чокнулась с тётей Лидой. – Пусть они лучше нас живут.

– Только счастья желаю своему сыну.

– Олеська, посуду помой! – кричала мне вслед мамаша, когда я бежала наверх по лестнице на свой законный чердак, в свою комнату.

В горле встал ком. Глаза зажгло. Я хлопнула дверью, закрывшись на замок, и заорала во всё горло в пустую холодную комнату, где стояла кровать у окна, стол и шкаф двустворчатый. Все папа своими руками сделал.

– Зачем ты умер?! – крикнула я. – Посмотри, что ты наделал!!!

Я сделала шаг и упала в свою постель.

Я ревела и кричала в подушку, содрогаясь всем телом.      Мне этого не хотелось всего…

 

Они ушли ближе к ночи. Тогда я вышла из комнаты, заперла входную дверь. Постирала своё бельё и вернулась спать наверх, где тоже закрылась на все замки. Мамаша может вернуться не одна.

Не спалось. В окно лился лунный свет. Я не могла ни о чём думать и даже мечтать больше не могла.

Сигнал сообщения на телефоне не сильно обрадовал. С незнакомого номера пришло:

– «Всё в порядке?»

Это уже седьмой раз за год Любка меняла номер телефона. Проблема была в том, что один из носорогов до неё до сих пор докапывался и всё время узнавал её номер. Рон Корсаров. Это его Химер      избил, и парень в больнице провалялся. А всё равно от Любки не отстал.

Вот это любовь!

– «Зашибись, сегодня тихо. Чем занимаешься?»

– «За компом, играю, смотрю новости».

– «А у меня мать ноут пропила. Прикинь, стерва».

– «Ого!!!»

– «Ничего в доме не осталось, шаром покати».

–«Ты сама не пьёшь?»