Отдана Шерхану

Это я впервые угодила в тюрьму. Вернее, даже не в тюрьму – меня впервые забрала полиция. Я еще никогда не видела отделений изнутри, только проходила мимо и смотрела ментовские сериалы. Вот только на практике все оказалось гораздо хуже.

– Вы не имели права это делать! – огрызнулась вдруг одна из нас.

И это была Кира. Зеленоволосая девушка‑панк, которая пришла на акцию с ребенком. Она и сейчас держала на руках малышку – испуганную Катю, которая не знала, что творится. И эта картина меня так поразила, что с ресниц начали капать слезы. Они собирались сами по себе и капали на пол. Такого не должно было случиться – только не она.

– Что‑что‑что? – взялся за ухо капитан и подошел поближе, чтобы расслышать глас свободных. – Что ты там сказала, ошибка природы?

И тут я не стерпела:

– Как вы можете с ней так разговаривать?!

Наш надзиратель вдруг осекся и вернулся на пару шагов назад – чтобы поравняться со мной.

– А кто это у нас плачет, а? Крокодиловы слезки у нас? – Он мокнул кончик пальца в слезу, зависшую на подбородке, и размазал по языку вкус соли. – Люблю ваши слезы. Люблю смотреть, как вы плачете. Это так… приятно.

Он был омерзителен. В мокрой от пота рубашке, в небрежно висящем на шее галстуке. От капитана несло перегаром, но он был уверен, что главное зло – это мы. Не он был грешен, а дюжина хрупких девушек‑активисток.

– У нее ребенок, – сглотнула я ком в пересохшем горле.

– И что?

– Вы должны ее отпустить.

– Я должен ее отпустить? – нахмурился капитан и отбросил мою прядь дубинкой. – А ты у нас кто – правозащитница, юристка?

– Нет.

Мне было страшно смотреть в эти глаза. Они были безумны, с нездоровым блеском в зрачках. Капитан не был похож на адекватного человека, он больше походил на садиста, который душит людей пакетом, выбивая показания.

– Отвали от девочки, олень! – перетянула на себя внимание Кира. – Если уж хочешь кого‑то запугать, то начни с меня. Лично я тебя не боюсь.

– О… – качал он головой, недовольно причмокивая. – Как же я вас ненавижу. Всех этих зеленых мстителей. Гринписовцы – вы как паразиты, из‑за вас постоянно страдают предприятия, вы разрушаете экономику, из‑за вас народ лишается работы и доходов. Хм… – криво улыбнулся капитан, а затем притронулся к ребенку, отчего Катюша взвыла громким плачем. – К счастью, нормальных людей гораздо больше, чем вас – зеленых бестолочей. Тунеядцев и фриков. Моя бы воля – вас всех пересадил бы. Пора бы признать ваш Гринпис террористической организацией… Экстремисты хреновы.

– Боже, как мне вас жаль, – не собиралась падать духом Кира. Было душно, ее дочь плакала навзрыд, а она все следовала принципам морали. Настоящий защитник природы, это точно не Вероника. – Вы верите в Бога? – спросила она вдруг, и капитан засмеялся.

– Верю ли я в старика, живущего на небе?

– А я вот в него верю… Пускай у меня пирсинг в носу. Пускай я не похожа на прихожанку и не посещаю церквей. Но я в него верю. И я уверена, что он пошлет на вас метеорит, – процедила Кира с особой злостью. – Чтобы он упал и размазал ваше жалкое здание как прыщ на теле планеты.

Капитан усмехнулся и снял фуражку, чтобы вытереть пот со лба.

– Какая жалость… – кивал он, якобы сожалея. – Как жаль, что у тебя отберут ребенка.

– Нет, ты не посмеешь, – трясла головою Кира. – Даже не думай об этом, тварь.

– Отберут‑отберут… Вот я сейчас позвоню в орган опеки – и ты доченьку свою лишь на фотках будешь видеть. Ты… – схватил ее капитан за челюсть и стал сжимать покрасневшие щеки, – ты просто насмешка, ты пародия на мать. Ты ведь даже не женщина – ты неонацистский кусок говна, сидящий в интернете и рисующий свастику на каждой попавшейся стенке… Мы отберем у тебя твою милую девочку, и ты ее потом уже не увидишь. Сядешь на месяц. А когда выйдешь обратно, то карапуз тебя даже не узнает. И даже не надейся добиться разрешения суда опять вернуться к материнским обязанностям. Ты не мать – ты ошибка. И я лично позабочусь о том, чтобы ребенок тебя не увидел. Ее вырастят в интернате, где ей и место. Так что можешь попрощаться с переноской – тебе она больше не понадобится.

Наш палач был так озабочен речью, что даже не заметил, как к нему пришел другой полицейский. Молодой ответственный парень с чем‑то в руке.

– Капитан, – отдал он честь, но шеф не оглянулся. – Простите, капитан…

– Ну чего там у тебя?

– Мы проверили вещдоки, обыскали всех. И…

– Что‑то интересное? Дымовые шашки, оружие, деньги?

– Никак нет, только вот это, – протянул молодой небольшой пакетик.

И у меня вдруг волосы зашевелились.

– О‑о‑о‑о… – качал головой капитан, держа в руках пакет с моей таблеткой. – И у кого нашли?

– У нее.

Палец указывал в мою сторону, и соседи по несчастью стали расходиться в стороны. Хоть я тут была впервые, но как‑то сразу догадалась – это нехороший знак. От слова совсем.

Меня отвели к капитану.

Это был тесный неуютный кабинет с решеткой на окне. Старый расшатанный стул, такой же потертый советский стол с кипами бумаг и заполненной до края пепельницей. Тут пахло чем‑то неприятным. Стоячий воздух, кондиционера нет, зато работало радио – большой допотопный приемник с ретро‑песнями.

И я наблюдала за всем этим битый час – все так же ежась без еды и воды, в железных наручниках.

Но затем дверь открылась, и вошел капитан. Он что‑то жевал, напевая мелодию вроде тех, что играли по радио. А в руке дымилась чашка кофе или чаю – поставив ее на стол, полицейский сел и начал пристально смотреть. А смотрел он на меня.

– Ну что, скромняга, рассказывай…

– Что рассказывать?

– Где взяла? Кто твой поставщик? Сколько продала? Где остальное?

Он отхлебнул из чашки и потряс передо мной пакетиком с таблеткой.

– Мне дала это подруга. Сказала – витамины. Аскорбиновая кислота.

– Пф… – поперхнулся капитан и даже закашлялся. – Аскорбиновая кислота? Хе‑хе‑хе… Сомневаюсь.

– Так а что же это на самом деле? Вы знаете?

– Это твой билет на нары, моя прелесть.

– То есть… вы меня что, посадите? Без экспертизы?

– Конечно, – прищурил он левый глаз и снова присосался к чашке. – Естественно. Это ж наша работа. Мы находим наркодилеров и сажаем их в тюрьму. Вот, один из них сидит в моем кабинете.