Отдана Шерхану
– Но я… – трясла я головой. – Но я не наркодилер, это просто ошибка, недоразумение. Я даже эту таблетку не хотела брать.
– Ага, все так говорят… Где остальное? Спрятала? Сделала закладку? Скажи координаты – может, скостим немного срок. А?
– Что? Закладку? Какую еще закладку? В браузере, что ли?
– О… Как я обожаю эту вашу придурь. Когда идешь вам навстречу, а вы из себя корчите дебилов. Ладно, – отодвинул капитан свой кофе, выпив от силы треть, – так значит, закладки нет – ты остальное продала? Только одна осталась?
– Да и не было других…
– Нет‑нет‑нет, я на это не куплюсь, даже не думай. – Он взял со стола ручку и ткнул ею меня в нос. – Если не продала, то отдай все мне. Того требует закон. Отдашь мне остаток – я тебя пожалею. На первый раз, так сказать.
– Но… – впервые я жалела о том, что не имею пакета странных витаминок. – У меня их и правда нет.
– А что у тебя есть? Что ты мне можешь предложить?
– Предложить?
– Угу, – как‑то хитро улыбнулся капитан. Он встал из‑за стола, подошел к двери и защелкнул замок. – Подумай сама. Ты молодая, симпатичная, попала в неприятности. И сейчас твоя судьба всецело зависит от мужчины. От меня, – нагнулся он и посмотрел в мои глаза. – Ты ведь это понимаешь, правда? Я могу тебя отпустить.
– Тогда отпустите.
– Если я запротоколирую находку, эту милую таблеточку – тебе светит приличный срок. Будешь сидеть в изоляторе и видеть небо сквозь решетку… Небо в клеточку, друзья в полосочку, – упивался он властью надо мной. – Ты хочешь такой жизни?
– Нет, – собирались у меня слезы. – Не хочу.
Я себе представляла, как будет страдать от этого мама. Как ей будет стыдно за меня, как ей все подряд будут говорить об этом в церкви. Это будет страшный позор для семьи, и ради спасения я была готова пойти на жертвы. Пойти на уступки. Вот только знать бы, чего он хочет от меня сейчас?
– Мы ведь оба знаем, что тебе не место в обезьяннике, правда? – приговаривал капитан и гладил меня рукой по макушке. – Конечно, правда. Обезьянник – он для обезьян. Он для таких, как эта макака с зелеными волосами, да? Вот ее мы оставим в клетке. А тебя… Тебя мы отпустим. Ты совсем другое дело.
Я подняла глаза и посмотрела на него уже другим взглядом. Говоря в таком тоне о Кире, он все только портил. Он пробуждал во мне нечто темное. Что‑то такое, что не давало мне кивнуть и принять его предложение с улыбкой. Ведь идя у него на поводу, я предавала не только себя и Богдана – я предавала Киру и Катюшу. Они все сейчас как будто смотрят на меня и ждут моей реакции.
Впрочем, что я могла сделать? Что мне еще оставалось, если не склониться перед ним? Перед мужчиной с властью в руках.
– А?
– Вот так… Я сниму с тебя наручники, чтобы ты ощутила себя как дома. Чтобы ты могла расслабиться.
Капитан освободил мои запястья и убрал волосы с зареванных щек.
– Что я должна делать?
– Хм… – он улыбнулся и взял со стола дубинку. Она уперлась мне в ключицу, затем опустилась ниже и вошла под мышку – между грудью и рукой. – Я не прошу от тебя многого. Лишь самую малость… – Он говорил это, натирая мою кожу дубинкой – то всовывал ее глубже под мышку, то возвращал обратно, чтобы повторить движение. Мне было очень неприятно это чувствовать. – Я выпущу тебя отсюда, дам тебе свободу. Просто забуду о том, что нашел у тебя ту таблеточку. Сделаю вид, что ничего такого не было. Сделаю тебе приятно. Ну а ты, – улыбнулся он и расстегнул ремень, – сделаешь приятно мне.
Приспустив штаны, он оперся на стол – присел на него с самого краю и позвал меня пальцем.
– Я не стану этого делать, – ответила я, пока сердце стучало в бешеном ритме.
– Будешь‑будешь.
– Нет, не буду.
– Иначе не выйдешь. За тобой никто не придет, – колол он меня в больное место. – Всем на тебя наплевать. И маме. И папе. И парню. И подруге. И брату.
– У меня нет брата, – сказала я и поднялась со стула.
– О, ты уже встала. Мне это нравится. Делаешь успехи… Мудрое решение. Говоришь «нет‑нет», а на деле «да‑да‑да». Все вы, девчонки, одинаковы. И ты не исключение.
– Я верующий человек и не стану грешить.
– О, как это мило… – издевался капитан, хлопая себя по бедру. – Давай уже, не трать мое терпение. Бог не увидит, сейчас ведь ночь – дедуля спит. Самое время пошалить.
Но я лишь покачала головой и сказала:
– Бог всегда все видит… И наказывает грешных.
После этих слов я взяла надпитый кофе и облила им капитана – брызнула кипятком прямо туда, где он больше всего ждал женской ласки.
Он кричал, он был зол и взбешен. Он этого не ожидал, и наказание было суровым. Впрочем, я уже не знала, что хуже – тюрьма или позор. Так что выбрала и то, и другое.
7
Кристина
Это была тяжелая ночь. Я провела ее сидя, причем сидела не на нарах, как старшие и Кира с ребенком, а на голом полу – опершись спиной на бетонную стену. Пожалуй, моя худшая ночь за всю прожитую жизнь.
Было невозможно спать, хотя очень хотелось. Было шумно и твердо, дул сквозняк, все тело затекало. Я ощущала себя бездомной собакой, которая жалась к таким же брошенным дворнягам. Спустя какое‑то время я даже перестала плакать, слезы попросту кончились, а сама я смирилась с судьбой. Наступило смирение – именно этому учит Библия. Если чему‑то суждено случится, то так тому и быть.
Но утром меня позвали…
– Кристина Евтушенко! – горланил молодой сержант. – Есть тут такая?! Кристина Евтушен…
– Это я, – встрепенулось мое тело от услышанного.
С трудом поднявшись, я прилипла к решетке.
– Приготовиться на выход.
