Отель «Калифорния». Двое на дороге
– Не ерунда. Вы мой спаситель, я вас никогда не забуду… Слава богу, все кончено. Спрыгиваю с вашей шеи. Давайте найдем бумагу и ручку, я запишу ваш адрес, чтобы послать деньги за эвакуатор, и поезжайте в гостиницу, вы ведь собирались заночевать. А потом счастливого вам пути. Как принято говорить? Семь футов под килем?
– «Удачи на дороге», футы – у моряков.
– Извините… – она улыбнулась. – Это я по привычке. Удачи на дороге, милый Александр!
– Спасибо, милая Елена, – в тон ответил он. – Но вы рано со мной прощаетесь.
– Рано?
Елена взглянула непонимающе.
– Увы. Еще неясно, в какую сумму обойдется ремонт. Они принимают только наличные. В любом случае вам надо найти банкомат и снять деньги. Не на такси же вы поедете.
– Так вы что, Александр, будете ждать, пока ремонтируют мою машину?! И повезете меня в банкомат?! А как же ваш сон и отдых?
– Я уже говорил, Елена, что сказавший «А» говорит «Б». А что собирались делать вы?
– Подождать, пока починят машину, и ехать в Казань.
– В Казань. А вы знаете, сколько до туда?
– Ну… примерно. А сколько на самом деле?
– Примерно как отсюда до Москвы. Четыреста километров или около того. Вы представляете, что это такое? Ночью, зимой и в первый раз.
– А какие варианты? – она поморщилась, покачала головой. – Возвращаться в Москву? вы говорите, то же самое. Лучше в Казань, как собралась. Заправлю полный бак и тихонько покачусь. Включу противотуманные фары, буду смотреть только вперед – к утру как‑нибудь доеду. А что будете делать вы?
– Я… – он пожал плечами. – Ждать, пока ремонтируют вашу машину, я, конечно, не буду. Пусть они выставят дефектовку. Определимся по деньгам, съездим в банкомат, снимете плюс‑минус…
– Кстати, я сразу отдам за эвакуатор, – перебила Елена. – Сколько вы за него заплатили?
– Две тысячи. Снимете и отдадите. Потом я отвезу вас в какое‑нибудь кафе, посидите там. Я дал мастерам ваш сотовый, они позвонят, когда все будет готово.
– А сколько это займет?
– Ну… – Громов помолчал. – Я думаю, если есть запчасти, часа два‑три. Плюс полчаса на развал‑схождение.
– На что – на что?
– Не регулировку колес, чтобы они смотрели правильно и машину не вело. Положено после любого ремонта передней подвески.
– Ясно, – она кивнула. – Только зачем везти меня в кафе? Я могу посидеть и тут.
– Нет, Елена. Здесь вы посидеть не можете. Во‑первых, в холле этого сервиса холоднее, чем на улице. А, во‑вторых, уже сказал: с ними договаривался я, вы не должны показываться до окончания работ. Иначе счет раздуется до небес и выше. В кафе я отдам документы и объясню, что вам должны сделать.
– Слушайте, Александр… – Елена вздохнула. – Вы мой добрый гений.
– Я не гений и уж точно не добрый. Просто знаю жизнь. И, кстати, вы обещали напоить меня кофе, а тут нет вендингового автомата.
– Кофе?!
– Да, кофе. Сейчас поедем в кафе и вы меня напоите.
– Но я…
– Елена, я пошутил, – Громов засмеялся. – Мы сейчас поедем отсюда, но за кофе.
– А… куда?
– Завершать заботу о вас. Найдем какой‑нибудь магазин, купим вам шапку.
– Шапку? А зачем мне шапка? У шубы есть капюшон, вы же видите.
– В вашем капюшоне только собирать жареные каштаны. В Париже на бульваре Капуцинов. А не выезжать ночью на трассу.
– Каштаны вообще‑то жарят, после того, как соберут, – она улыбнулась. – Образ хороший, надо запомнить… Но мне тепло и в капюшоне.
– Как вам в нем тепло, мне видно со стороны. Году в девяностом или около того мы с женой отдыхали в Сочи. И привезли дочери книжку с картинками, купили из‑за обложки.
– А причем тут мой капюшон?
– При том, что на обложке сидела кошка. Она была белая и в очках. Вы без очков и в черной шубке, но нос у вас был такой же красный, как у кошки!
Елена засмеялась.
От нее опять пахло духами.
– Если говорить серьезно, трасса есть трасса. Вам еще ехать и ехать, нет гарантии, что не придется хоть раз выйти из машины, заправиться средь чистого поля.
– Ладно, ваша взяла, – она вздохнула. – Едем и купим.
– И еще теплые колготки. Если не хватит денег, одолжу, отдадите вместе со всем. Найдете самые толстые и наденете, лично удостоверюсь.
– Слушаюсь.
Она развела руками.
– Вам невозможно не подчиняться.
– Это радует, – ответил Громов.
7
– Ну, и как я вам? Очень смешно?
– Не очень.
Елена стояла перед машиной в желтоватом свете фар.
Шел все тот же снег – в городе без ветра, редкий и крупный; мохнатые шестигранники падали медленно, поворачивались и сверкали.
– Вы прелесть, Елена. Недаром вас когда‑то называли Прекрасной.
Громов не лукавил. Убогая разноцветная витрина окраинного магазинчика казалась дверью в новую жизнь.
Таковой не могло существовать, но сейчас в нее поверилось.
– Какая я прелесть, сама знаю… Не про себя спрашиваю, про шапку. Единственная, которая оказалась подходящей в этой тысяче мелочей.
– Извините, я задремал, – признался он. – А шапка… Выйдите из света, пожалуйста, тут все мерцает.