Открой

Над ними вертелся диско‑шар. Лучи от шара падали на одежду, на пол, покрытый блестками, на манекены и на их одинокие грустные лица.

Мы вошли внутрь, Фёргисон снова взял меня за руку, и я опять смутилась. Я боялась привыкнуть к тому, что он мой. Я не хотела испытать боль и разочарование. Но сердце автоматически забилось чаще. Радостные лица продавцов так и сияли при виде нас. Мы бегали по магазину и дурачились, как малые дети. На вешалках висели дорогие наряды из последних коллекций именитых дизайнеров. Мы шутили, играли в салки, а продавцы и менеджер зала просто восхищались нами и не сделали ни одного замечания. На подбор одежды оставалось совсем немного времени. Менеджер за‑ла сделала пару звонков, и стилист из соседнего салона уже был в нашем распоряжении.

 

Мы выбрали яркие, интересные образы и устроились в креслах, доверив себя рукам мастера. Мне захотелось чего‑то кричащего, необычного. Мне сделали огромный начес из моих неестественно белых волос. Фигуру красиво подчеркивало платье из темно‑синего кружева, спина была открыта почти до линии попы, а красивый разрез в области груди выгодно её подчеркивал. Стиль Майка очень сочетался с моим луком: белый костюм современного неоклассического кроя контрастировал с черными волосами и голубыми глазами. На руках болтались фенечки и разные украшения, а на груди, как и у меня, были большой крест и еще черепа. Не‑ординарного человека можно было увидеть издалека. А нас было двое. То, что мы были уникальны и имели действительно богемный стиль в одежде и по жизни, объединяло нас еще больше, не говоря о нашей страсти к необычным машинам – «Ягуар», «Ламборгини»…

Стилист Ло освежила мне мейк‑ап, созданный Майком, и, краснея, как помидор, попросила его спеть. А я сидела и смущенно смотрела на свои руки, вернее, на перстни и нервно теребила пальцы и хрустела.

Ло закончила со мной работать, и, пока Майк продолжал петь любимую песню, я принялась искать туфли…

Мы были им очень благодарны за терпение и помощь, которая была нам необходима.

 

Майк отвалил большую сумму за нас обоих, сказав, чтобы я наслаждалась своим похищением, и, раздав дружной команде автографы, мы стали позировать для памятной фотографии. Пожелали друг другу удачи и снова растворились в небесной тишине, держа путь на концерт.

 

***

Распахнулась дверь, и отовсюду, словно голодные пасти аллигаторов, защелкали ослепляющие вспышки папарацци. Я не могла смотреть. Мне кричали почти в лицо: – Саманта, смотри сюда! Сэм, обернись! Сэм то, Сэм сё, Дэвис! – кричали не унимаясь. – У вас с Майком роман?

 

Кто‑то схватил меня за руку и куда‑то потащил.

 

Я не могла смотреть, вся картинка начинала сливаться в одну пеструю абстракцию. Еще секунда – и я упала бы в обморок. Майк схватил меня и поднял на руки, вспышки защелкали еще быстрее. Больше сотни папарацци выстреливали в нас словно из ружей. Картина вокруг прояснилась.

 

– Майк, я вижу! Можешь отпустить меня? – сквозь зубы прошипела я.

– Не дергайся! Они совсем обезумели.

 

Протиснувшись сквозь толпу, он поставил меня на ноги. Только потом я представила, что в газеты попадут именно последние фотографии, где Майк держит меня на руках, и у меня закрыты глаза, будто я в обмороке.

– Обычно я не чувствую себя такой беззащитной перед камерами. Это, наверное, из‑за глаз.

– Зачем ты оправдываешься? Меня что, там не было? Я что, не видел, что они нас чуть не раздавили?

Я сидела в гримёрке. Руки еще дрожали. Гости прибывали. С некоторыми из звездных друзей была знакома. Стилисты порхали, словно ночные бабочки, над артистами и их музыкантами. Остальные тусовались в VIP‑ложе, смотрели концерт.

Гримёрка стала похожа на пчелиный улей. Все жужжали. Шум гогочущего роя долетал эхом даже до ушей секьюрити, перелетая через темный коридор.

Многие из присутствующих уже видели нас вместе, на нас не смотрели косо, не подшучивали, все воспринимали это как нормальный человеческий факт.

Только спустя час Чэт бросил на стол утреннюю газету, где на обложке красовалась моя утренняя физиономия с пакетом пончиков.

 

Мы с Майком чуть не умерли со смеху. Потом газета Day in day пошла по рукам, и раздался новый шквал смеха, такой задорный, не замолкающий, ни на секунду. Менеджеры артистов суетились: кто‑то покидал гримёрку, потом возвращался, кто‑то только кого‑то встречал.

Еще через час три бутылки виски на всех оставшихся и две пачки сигарет закончились. Голова кружилась. Всем было хорошо. Томми и Дэвид ввалились к нам в перерыв, пока Чэт разогревал толпу. Близнецы Абрамсон выпили по сто граммов «Хеннеси», стоявшего баре, прописанного в райдере, и поблагодарили всех тех, кто пришел на важное в их жизни событие, затем сделали пару затяжек марихуаны, и выбежали снова на сцену.

И вдруг меня посетило странное, сквозное чувство абсолютного одиночества. Вероятно, все дело было в виски, а точнее, в действии алкоголя на организм, а может быть, это произошло из‑за полученного стресса. В одно мгновение я почувствовала себя уязвимой, одинокой, подавленной, несмотря на то, что Майк был рядом со мной. Он был рядом, но так далеко… Меня окружали много людей, а я осталась наедине сама с собой. Все стало словно в тумане, люди открывали рты, произносили слова, смеялись, пили, закусывали, выдыхали дым.

 

Лампочки на зеркалах напомнили мне о прошлом, которое я старательно пыталась забыть. Вспоминался прошлый кошмар. Это воспоминание было о темной комнате. И я никак не могла сосредоточиться на чем‑то одном. Мне не хватало воздуха, и я слегка закашлялась.

– Я пойду, посмотрю на близнецов за кулисы, – шепнула я Майку. – Можно мне пойти с тобой? – Нет, не нужно, там стоят секьюрити. Не волнуйся. Скоро вернусь. Я отрицательно помахала головой. Взяла в зубы сигарету с зажигалкой и вышла в туалет. Зашла внутрь, прислонилась лбом к тусклому зеркалу и уставилась на свое отражение. Одна лампочка дневного света погасла, другая нервно мигала. Свет отдавал кислотными нотами.

Моя кожа отражалась в зеркале бледно‑зеленым цветом. С таким освещением я была похожа на старый труп с седыми волосами. Алкоголь растекался по жилам, алкоголь растекался по венам.

И я таяла словно льдина из‑за глобального потепления. В туалете был слышен беспощадный шум из огромного концертного зала. Этот шум заставлял сердце биться чаще и взрывал мой мозг.