По осколкам чувств

– Какая именно? – укус в шею, – Эта?

И вдруг лиф моего сарафана настойчиво потянули вниз, обнажая сосок.

Почти гневно на него заорала. Почти! Почти вскочила на ноги. Почти убежала.

А потом резко зажмурилась, свела судорожно ноги и схлопотала жаркую молнию вниз живота, когда его пальцы накрыли вершинку моей груди.

Слегка сжали ее. Потянули. Ущипнули.

Довольное урчание – это его ладонь взвесила тяжесть и снова набросилась терзать напряженную ареолу. А у меня все внутренности скрутило узлами.

– Или эта? – замурлыкал он мне на ухо, пока его левая рука настойчиво разводила мои ноги в стороны.

Раз – и они уже не лежат на лежаке, а стоят по обе стороны от него, открывая Данилу доступ ко всему.

Боже!

– Эта, да! – дергаюсь я, но он неожиданно крепко перехватывает меня под живот и тянет назад, продолжая ласкать мочку губами, целовать и покусывать.

А у меня перед глазами вдруг четко встает картинка того, как мы разнузданно расположились на этом лежаке. Мои ноги разведены, подол сарафана задран, оголяя нижнее белье, а лиф сдернут вниз, полностью выставляя на показ правую грудь. Соски напряжены – один бесстыже просит ласки, второй топорщит ткань, выдавая меня с головой.

– Я их уберу, только не убегай, – носом ведет по моей скуле.

А у меня в груди сердце тихо стонет, работая на износ. Ему тяжело качать кровь, потому что в ней столько всего взрывоопасного, что кажется – чиркнешь спичкой и мне конец.

Я просто вспыхну и расплавлюсь!

Его зубы смыкаются на моей нижней губе и чуть ее оттягивают. И меня прошивает очередной разряд через позвоночник.

Выгибаюсь в его руках и понимаю, что жду его поцелуя.

Боже, да! Я хочу почувствовать, как это. Один раз! А потом забыть навсегда.

– Убирай, – шепчу сбито, вот только мои веки, в противовес моим желаниях, сами собой захлопываются.

Слышу своё сбитое дыхание. И его тоже.

Плыву…

– Сейчас, Лер. Сейчас все будет.

И он убирает свои руки с моего тела, а потом поднимает их ладонями вверх, будто бы демонстрируя, что может остановиться.

А мне вдруг становится голодно. И холодно.

Облизнулась, сглатывая, а потом тихо пискнула, потому что он всего лишь поменял руки местами. Вот только Данил больше не набрасывался на меня, а лишь, едва касаясь, заскользил, казалось бы, по каждому миллиметру моей кожи.

Убрал с затылка волосы. Подул, раздувая во мне угли. Прикусил.

Сильно.

Пока я не потерялась в пространстве и не разгорелась снова, снова позволяя ему все на свете. Теперь его правая рука опустилась на мои бедра, а левая уверенно потянула вторую тесемку сарафана вниз.

– Я…мне…кажется, что уже поздно, Дань, – пытаюсь вывернуться из его хатки, но тело ватное.

Оно меня не слушается.

– Да, поздно, согласен. Пора поторапливаться.

И вот на этом самом месте его пальцы прошлись по кружеву моего белья, одновременно с тем, что он вытворял с моей грудью, легонько покусывая мою шею.

– Расслабься, Лер. Я тебя не обижу.

И еще сильнее дернул на себя, пока я не повалилась на его грудь.

– Не надо, Данил.

Тихо. Неуверенно. Невнятно.

Потому что в голове набатом гремели слова престарелых близняшек о том, что нужно уже начать позволять себе жить. Позволять сделать себя счастливой.

Хотя бы попытаться, а там уж я пойму, где втапливать газ в пол, а где тормозить.

– Чего не надо? Этого?

И его пальцы продолжили медленно кружить там, где меня жалило микротоками. Прикоснулись к краю трусиков, пока я затаила дыхание, с ужасом принимая на себя удар огненной волны, что окатила низ моего живота и растеклась жаром там, где меня еще никто и никогда не трогал.

Толчок.

А мне словно мозги вынесли одним прицельным выстрелом в голову.

Это Данил толкнулся бедрами в меня, одновременно ныряя пальцами под мои трусики. И все это на фоне того, что другая его рука вовсю хозяйничала на моей груди. Уже нагло, развратно, совершенно недопустимо тиская полушария и изгаляясь над набухшими вершинками.

– Или этого, Лера?

Отвечать я уже не могла, как и улавливать смысл того, что он говорит, потому что его пальцы прошлись по моему клитору, нырнули ниже, размазывая мою влагу, а затем принялись порхать между моих ног.

Пока я тоненько не простонала, не в силах выдержать того урагана, что уже разрывал меня на куски.

Рывок на себя и обе его ладони покинули меня, сжимая и приподнимая мои ноги вверх. Одна рука придержала и чуть приподняла мое тело под колени, а вторая почти молниеносно стянула с меня трусики.

Раз – и нет их.

И ноги мои опять развели в стороны. Одна снова низ, вторая оказалась перекинута через его бедро.

И вот здесь началось самое страшное, потому что обе его руки опустились к моей девочке. Заскользили по мокрым складочкам. Накрыли налитый бугорок и принялись сладко его растирать.

Вверх.

Вниз.

С оттяжкой.

И круговые движения, когда уже стало невмоготу.

А я стону почти в голос, не в силах остановить его, когда один палец мужчины нырнул в меня, а потом и второй, чуть растягивая и надавливая на переднюю стенку. И все это, не оставляя в покое мой разбухший от желания бугорок.

– Данил! Данил, Господи! М‑м‑м…

Почти взвилась я в его руках и выгнулась, мелко подрагивая от подступающего апокалипсиса. А он только замедлился и тихо рассмеялся мне на ухо, ритмично вколачиваясь в мою попку своим пахом.

– Потерпи, девочка моя, потерпи.

– Ах, – бедра самопроизвольно дернулись вверх и первая оглушающая судорога пронзила меня с головы до ног, растекаясь почти невыносимым напряжением по венам.