По осколкам чувств
– Мне тогда было всего одиннадцать. Я почти не спала, так как родители половину ночи отмечали наступивший новый год, а нам с Полиной пришлось хлопотать с утра с мелкими. Паше был всего годик, Вике два с копейками. К обеду проснулся отец и пошел топить баню. Какое‑то время мы слышали, как он рубит дрова во дворе. Минуту было тихо, а потом раздался его дикий рёв. Конечно, мы тут же бросились к папе. Он сидел в бане на полу и плакал. Рядом с ним, на нижней полке в парной, скрючившись в три погибели, полулежало тело моего старшего брата. На полу валялись два шприца.
– Бля…
– Через три месяца, в той же бане мать нашла повешенной Полину. Она ушла вслед за Пашей, не смогла вынести утраты.
– Лер, – прижал я ее как можно ближе к себе, но она только передернула плечами.
– Все нормально. Это всего лишь жизнь, Данил. Мне продолжать?
– Только, если ты сама этого хочешь.
– В общем, мать выпала в астрал, вообще ничего не видела перед собой. Сутками только сидела у окна, смотрела на соседский забор и плакала. Похоронами Вани и Поли занимался отец. Именно так он и познакомился с Жанной, одинокой и не обременённой детьми женщиной. К тому же, новая зазноба отца жила аж в трехкомнатной квартире площадью почти сто квадратных метров. Ты представляешь какой культурный шок был у моего папаши, когда он кайфанул не только от тела новой любовницы, но и возможности проснуться без криков и воплей своих же собственных детей? Конечно, он ошалел. А иначе, почему он уже через три месяца после похорон Поли, собрал свои нехитрые пожитки и ушел от нас, на прощание сказав, что с него хватит, он устал и больше жить так не может?
Ненадолго Лера замолчала. И я уж было подумал, что она не продолжит, но девушка вновь заговорила, протяжно и устало вздыхая.
– Мать запила. Сильно. Бухала по‑черному и каждый божий день.
– Где она деньги на выпивку брала? – удивился я.
– У женщины всегда есть валюта, чтобы расплатиться по нужде, – грустно хмыкнула Лера и я понял, что ко всей своей наивности и невинности, она очень рано увидела изнанку этой жизни.
– Первый раз нас забрала опека, когда я пришла избитая в школу. Я тогда от матери бутылку спрятала. Ей это не понравилось. Она била меня и орала, что это из‑за меня и малышей отец бросил ее и ушел к другой. Не из‑за любовницы Жанны, которая его окрутила, а из‑за нас, представляешь? Вот такая больная логика.
– А дальше?
– Дальше нас вернули матери через какое‑то время. Она клялась и божилась, что больше в рот ни капли, что дети – это все для неё. Свет в окне! Но её красивые речи закончились примерно через неделю, и она снова села на стакан. Закончилось все трагично. Спустя почти год после ухода отца, мамы не стало.
– Она не…?
– Нет. Она просто нажралась как свинья. Упала, потеряла сознание и утонула в луже. Детям такие подробности обычно не рассказывают, но наша любимая соседка постаралась.
– Но почему детский дом, Лера? Отец‑то твой жив?
– Да, Дань. Жив, здоров и очень даже упитан. Они с любовницей завели себе французского бульдога, а еще пару лет назад взяли из приюта маленького мальчика на воспитание.
– Тогда я вообще ничего не понимаю.
– Когда мы попали в учреждение, конечно, опека сразу же связалась с моим отцом. Тот даже пришел. Не один. С Жанной. Он все время держал ее за руку и преданно заглядывал ей в глаза. Но когда встал вопрос, что отцу нужно забрать четверых детей, то его любовница резко изменилась в лице. А потом просто сказала отцу: «выбирай, либо я, либо они – мне чужие дети не нужны». Отец выбрал не нас. А дальше продажное бюрократическое колесо закрутилось в полную силу. Детей не делят, но здесь получилось иначе. Я только знаю, что Степу и Пашу забрали разные семьи в Америку, а Вику увезли в Европу. Я же в свои тринадцать лет оказалась одна. Подросток. Все думают, что в таком возрасте нам уже не нужны родители. Боятся пубертата, неконтролируемого поведения. Да и просто не прикольно, всем же хочется повозиться с малышом, а тут я – почти взрослая.
– Ясно, – потянул я.
– Остальное ты знаешь, – пожала плечами.
– И твой отец никогда не выходил с тобой на контакт?
– Пусть только попробует! Он бросил свою семью, своих собственных детей! И ради кого? Ради любовницы, – последнее слово она буквально выплюнула из себя, – ради дырки, ради похоти. Он для меня больше не человек – он животное!
Лера еще что‑то возмущенно шипела, но я уже не слушал её. Я прикидывал в своей голове возможности и перспективы. Какие? Ну такие, где мне не хватит отпущенного времени на Шри‑Ланке с ней, и я захочу продлить эту связь чуть дольше.
А что? Девочке из детского дома будет легко запудрить мозги. Девочка из детского дома согласиться на все.
М‑да, хороший вариант. Мне подходит.
Глава 18 – Он не кусается
Лера
Утро нового дня встречаем меня мерным покачиванием яхты на бесконечных бирюзовых водах Индийского океана. За окном ярко светит солнце, а по моему бедру плавно скользит ладонь Данила. Я замираю, глотая страх, но он только тихо смеется и прикусывает мне шею в районе затылка.
Это…приятно.
– Доброе утро, – шепчет он и я чувствую, насколько оно доброе для него и недоброе для меня.
У него – колом. И мужчина прижимается ко мне так, чтобы я это явственно почувствовала.
– Дань, – сбиваюсь я на затравленный шепот.
Но он только сгребает меня в охапку. Быстро и страстно пробегаясь по всем изгибам и впадинкам. Наклоняет темноволосую голову, чуть прикусывает сосок, влажно целует его и спускается еще ниже, замирая в районе пупка.
Дышит часто. Тянет носом. Мурчит как настоящий большой кот.
Чертов лев‑тигр.
– Лер…
– М‑м?
– Я такой голодный.
– Да? – низ живота сводит горячей и сладкой судорогой, а сердце стягивает ледяной коркой страха.
– Просто пиздец.
– Матершинник, – фыркаю и выгибаюсь.
Его пальцы неспешно и чувственно потирают сосок. Играют с ним. Чуть пощипывают.