Полный мрак
Я очнулся с ужасной болью во всём теле. Огня не было видно, жестокое палящее солнце пустыни, ослепляя, растворяло его. Самолёт развалился на части, оставив после падения огромный след.
Я чудом выжил. Мои родные умерли. Мои дети, моя жена и моя мать. Они теперь лежали где‑то там, их тела пылали в огне. Все были мертвы, кроме меня. Наверное, все…
При столкновении я потерял сознание. Последнее, что я увидел, – как в мою семью влетело крыло самолёта, убив их мгновенно. Сколько я пролежал на песке, я не знаю. Если судить по положению солнца и огню – недолго. Я перевернулся на спину. Моя рука была сломана, ноги изрезаны металлом, пара сломанных пальцев, на руке и на ноге, плюс сотрясение. Пятнадцать лет врачебной практики утонули в моём подсознании. Я пытался вспомнить, что мне надо делать. Я встал на четвереньки и, не чувствуя боли от шока, пополз к обломкам. Горящие истерзанные тела. Кошмар и ужас, застывший в вечности. Я старался трезво рассуждать, но жуткий шум ещё оглушал меня. Надо было найти хоть что‑то, что может мне пригодиться. Песок пропитался кровью, кровь превратилась в пар, и сейчас я дышал ею. Приступ дурноты повалил, придавил меня. Я посмотрел на небо и на мгновение забыл о том, что происходит. Мой взгляд упал на солнце. Я смотрел на него, не отрываясь, пока не понял, что мне стало больно. Я закрыл глаза, моя голова упала на раскалённый песок. Надо сосредоточиться. Всё моё тело шумело. Я снова пополз. Не чувствуя боли, как робот, переставлял ноги и руки, пока не наткнулся на коробки со знаком авиакомпании. Они были все смяты, но внутри были целые бутылки с водой. Вдалеке валялся чей‑то рюкзак. Я вытряхнул из него всё и накидал внутрь столько бутылок, сколько уместилось. Шум в моей голове потихоньку стихал, и мучительная боль просачивалась в моё тело. Я сосредоточился на своих знаниях. Надо было что‑то для наложения шины. Я взял в зубы ручку рюкзака и пополз дальше. Вскоре я увидел среди мёртвых людей девушку. Она дышала. Я пополз быстрее. Выплюнув ручку рюкзака, я нагнулся над ней:
– Эй, ты как?
Девушка что‑то промычала и закатила глаза. Я потрогал пульс. Быстрый, чёткий. Я осмотрел её. Обе руки у неё были сломаны, шишки по всему телу, подкожные кровоизлияния и ожог. Я достал бутылку воды и вылил немного на неё. Девушка стала приходить в себя. Когда взгляд её стал твёрже, я спросил её:
– Как тебя зовут?
– Надежда.
Шум в голове исчез. Боль заняла каждый миллиметр моего тела.
– Я Игорь. Как ты себя чувствуешь? Боль сильная?
Меня накрыла волна сильной тошноты.
– Очень.
– Потерпи, у меня в сумке были сильные обезболивающие. Надо только её найти. Можешь встать?
Надежда поднялась с третьей попытки.
– Надо найти мою сумку и что‑нибудь, чтобы наложить нам шины. Ищи любые маленькие обломки, а я попытаюсь найти сумку.
Я снова пополз вперёд. В голове никак не появлялась картинка. Я никак не мог вспомнить, какого цвета была моя сумка. Я вновь посмотрел на солнце. Яркое пятно не отпускало меня. Глаза начали болеть, но я продолжал смотреть. Солнце стало расти, и я перестал видеть что‑либо, кроме него. Я видел Бога. Яркий белый свет залил мою голову изнутри, и он полился у меня изо рта. Меня вырвало. Я оторвался от солнца и проморгался. В глазах остался тёмный след. Я сосредоточился на сумке. Она была с принтом Мондриана, так что я её не перепутаю ни с какой другой. Я полз вперёд, обходя мёртвые тела. Вскоре я наткнулся на неё. Я достал пузырёк обезболивающих и две футболки. Надежда нашла какие‑то железные палки. Я наложил нам шины и дал таблетки, дальше надо было найти еду. Под вечер наше состояние никак не изменилось. Огонь погас. Мы нашли коробку с шоколадом. Успокаивало, что у нас ещё много воды.
– Что дальше делать?
– Надо идти к городу.
– А где город?
Я посмотрел на обломки самолёта.
– Хвост вон там, – я кивнул головой влево, – значит, летел самолёт туда.
Мы посмотрели вправо, где‑то там был город.
– А не лучше ли ждать, пока нас не найдут?
– А ты уверена, что сможешь терпеть эту боль?
– Это будет лучше, чем идти.
– Ладно… Согласен.
Наступило ожидание.
Ночь была ужасно холодной. Мы уснули только под утро. Сильная боль мучила даже во сне. Днём мы проснулись от сильной жары. Надо было найти укрытие. Приняв обезболивающее, мы спрятались под обломками.
– Ты один летел?
– С семьёй. Все умерли, мгновенно.
– Соболезную.
– А ты?
– Я одна.