Последняя пуля
За это время я много чего выяснил про ублюдков, которых должен найти. Достать их трудно. Очень трудно, даже для меня. Я мог пойти напролом в любой момент, чтобы их достать. Но не мог уйти, не отомстив. Слишком большой риск. А я обязан всё сделать чётко, расчётливо и жестоко. Без ошибок. Ради Мэри.
Именно поэтому я рассчитываю на Ночь Правосудия. Потому что сегодня ублюдки будут открыты и безжалостны. Они будут убивать и упиваться своей нечеловечностью. Они будут сеять смерть и творить беспредел. Они выпустят монстра. Не потому, что обижены жизнью. Не потому, что мстят каким‑то засранцам. Не потому, что окружающие их не понимают. И не потому, что они психи.
Они выпустят монстра ради удовольствия.
И будут уязвимы.
И тогда я их достану. Отправлю в ад и уйду сам. Я обязан всё сделать без ошибок.
Близятся сумерки и вечер. Темнеет.
Я точно знаю. Если я не смогу отомстить сегодня, то мне придётся продолжать идти этим путём. Продолжать жить ради мести.
Только в одном случае я буду жить дальше. Если не остановлю ублюдков, то эту ночь я переживу.
Начало
Городская сирена провыла о начале беспредела. Так граждане были оповещены о начале Ночи Правосудия. Каждый имел право на убийство – так считали те, кто шёл сегодня убивать.
Богатые и успешные заперлись в домах‑крепостях и следили за новостями. Сытые сволочи обеспечили свою безопасность. Они закрыли глаза на то, что сейчас будет происходить. Большинство из них поддерживают Ночь Правосудия, как ключевой инструмент процветания и благополучия.
Они всерьёз считают, что безумие раз в году помогает выпустить пар всем, кому нужно. И верят, что после всего этого они остаются людьми.
Но мне плевать на них.
Я выхожу из укрытия, когда сирена смолкает. Я осторожен, но не чувствую страха.
Пройдя заброшенный дворик, я выхожу на улицу попросторнее. Здесь безлюдно. В темноте таится смерть.
Вдалеке послышался дикий крик – безумный, полный гнева и бешенства. Нет, так кричит не жертва. Так кричит взбесившееся мразь, готовая к беспределу. Крик эхом отдался в ночной тишине, разлетелся по кварталу. На этом тишина треснула и раскололась.
Вот и всё. Началось.
Я иду дальше. Под ногами шуршит щебень. Здесь он почти везде. Я становлюсь осторожнее, чтобы не шуметь.
Зарулив за угол, снова слышу крик. На этот раз в крике боль. Это жертва.
Топот ног. Приближается. Жертва бежит. За ней погоня. Судя по топоту, гонятся два человека. Не больше. Чтобы не привлекать внимания, я скрылся в тени, куда не доходил тусклый свет фонаря.
Жертва приближается. Я уже слышу тяжёлое дыхание. Пара секунд – и мимо меня пробегает невысокий полноватый человек. Он спотыкается в самом неподходящем месте и падает. Это жесть. Он не группируется и впечатывается лицом в тротуар. Лежит неподвижно. Потом, спустя какое‑то время, панически пытается подняться, но снова падает. Видимо, упал реально неудачно. Что‑то с ногой.
Погоня настигает его быстро. Два дюжих мужика. У одного в руке бита, у другого – мачете. Распространённое оружие. Удобно для тех, кто любит кровь и не умеет стрелять. Они окружают жертву. Один становится сзади. Другой заходит спереди, чтобы отрезать все возможные пути для побега.
Но жертва больше не может бежать.
Неуклюжие попытки подняться только смешат их. Этот циничный смех привёл бы в ужас меня прежнего. Несмотря на тусклый свет, я замечаю дикий взгляд – взгляд тех, кто готов убивать. Это уже не люди. Я знаю, что сейчас будет.
– Ну всё, сука, – говорит тот, что с мачете, – сейчас мы тебя порешим. Добегался.
– П‑п‑п… пожалуйста! – почти кричит жертва. – Не надо! Не убивайте! Нет!!
Тот, что с битой, резко саданул лежащего по спине. Не особо сильно, но больно.
– Заткнись! – проорал он. Жертва заткнулась и застонала от боли.
– Жирная свинья, – вновь заговорил первый. – Как давно я мечтал об этом. Справедливость! Я весь год ждал, когда смогу прикончить тебя…
– Нет! Прошу!
– … своими руками. Умри, скотина!
Он заносит мачете в рубящем размахе. Тренированный человек так запросто отрубает голову. Если мачете достаточно острое. И удар достаточно сильный.
Мачете острое. Удар сильный. Произойдёт на выдохе.
Когда лезвие было в самой верхней точке замаха, он дико заорал. От боли. Да, это больно, когда метательный нож вонзается в запястье. Глубоко. Наискось.
Метнув нож, я быстро выбрался из тени. Мачете звонко упало и коснулось асфальта. Как раз в этот момент я уже был рядом с мужиком. Не церемонясь, резко обхватил и свернул ему шею. Хруст. Слишком быстрая смерть для такой падали. Ну да ладно.
Второй ещё не успел толком среагировать. Когда тело его напарника обмякло и грохнулось на землю, он уже понял, что к чему. Встал в боевую стойку и ощетинился битой. Придурок.
Я всё‑таки пошёл напролом. Этот сукин сын херачит с размаха. Бита должна попасть по голове – я уворачиваюсь. Он не теряет даром времени и ударяет снова. Я ставлю блок рукой. Боли не чувствую. Чёрт, опять накатило. Опять мне на всё похуй. Включилась боевая машина. Машина‑убийца.
Он снова ударил. Я снова блокирую. Он бьёт опять – не уклоняюсь, а блокирую. Удары мощные. Костоломные. Но я умею выдерживать костоломные удары. И вижу панику в глазах придурка. Похоже, он начал догадываться, с кем столкнулся.
В этот момент игры закончились. Следующий удар я перехватываю, и гребаная дубина уже в моих руках. Я её отбрасываю, потому что этого гадёныша порешу голыми руками.
Шаг вперёд – удар в кадык ребром ладони. Сволочь резко задыхается. Бью сбоку ногой по коленному суставу. Хруст. Его нога неестественно согнулась набок, но упасть я ему не дал. Обхватил за шею. Снова хруст. И я его отпускаю.
Жертва – тот самый полноватый человек – офигевшими глазами смотрит на меня.
– Вали отсюда, – говорю я ему. Думаю, он понял.
Не знаю, хватит ли у него глупости сказать спасибо. Если хватит – значит, я спас его не напрасно. Но мне плевать на благодарность.
Я сваливаю в темноту так же быстро, как появился.